Пятая труба; Тень власти

— Всё о деньгах! — проворчал опять тот же недовольный оратор. Чтобы подкрепить своё негодование, он разом опорожнил свой стакан и со стуком поставил его на стол.

— Деньги — вещь необходимая, г-н Вальтер. Без денег нельзя выпить и вина.

Кое-кто засмеялся. Секретарь невозмутимо продолжал чтение.

— Пункт седьмой. О жизни и нравственных качествах духовенства.

Слушатели насторожились.

— Наконец-то его святейшество дошёл до дела, — проворчал Ранненберг. — Посмотрим, что он скажет.

Пункт седьмой был очень длинен и кончался такими словами: «Мы порицаем и запрещаем всякие неправильности в одежде и в покрое рукавов. И нарушители этого будут считаться преступившими каноны. Они будут отставляемы от должности на месяц, а их доходы за это время будут передаваться в церковно-строительный капитал».

Секретарь кончил чтение.

— Ну, о рукавах не стоило говорить, — заметил кто-то. — Читайте дальше. Переходите же к самому главному.

— Канон на этом и заканчивается, — невозмутимо отвечал секретарь.

Все взглянули на него с изумлением.

— Что вы хотите этим сказать? Неужели это они называют реформой церкви? А как же с октябрьским декретом?

— Здесь приложено объявление от бывшего председателя собора, кардинала остийского, в котором сказано, что декрет вполне, т. е. в достаточной мере, исполнен. Все остальные вопросы предоставляется решить при помощи подробных конкордатов между его святейшеством и отдельными народами.

— Слышите, при помощи конкордатов! — воскликнул Мангольт. — Старые каноны, стало быть, ещё в силе.

— Пункты конкордатов тут перечислены, но между ними нет того, который относится к нравственности духовенства.

Поднялся общий шум.

— Нам нужна реформа, — кричало несколько голосов сразу. — Реформа! А её и нет!

— Если б я был членом собора, я постыдился бы показываться на улицах, — пылко сказал Ранненберг. — Три года они толкутся на одном месте! Три года — и никакой реформы!

— Вы забываете о рукавах, мастер Ранненберг, о безнравственном покрое рукавов, беспрестанно оскорбляющем глаза верующих. Может быть, реформа коснётся и брюк.

— Конечно, всё это очень важно. Теперь они будут развращать семьи людей в коротких рукавах, а не в длинных, что будет правильнее. Чёрт бы побрал все эти рукава, папу, собор и всех, — гневно закончил он, плюнув на пол.

— Помилуй, Боже, — возразил бургомистр.

— Он прав! — закричали другие.

Взгляды народа во многом уже успели измениться. Прошло время Григория VII, когда чернь, подстрекаемая папским престолом и жаждою грабежа, громила дома женатых священников и заставляла их отпускать их жён. Теперь уже никто не хотел восстанавливать таким путём чистоту нравов духовенства. В соседней Швейцарии прихожане не принимали священника, если он не был женат или не имел постоянной любовницы. Мятежный дух чувствовался всюду. Кое-где в империи уже раздавались слова о том, что нужно бить священников.

Бургомистр в смущении оглядывался вокруг себя.

— Правильно ли вы перевели документ, г-н секретарь? — спросил он наконец. — Мне казалось, что там было другое, когда мне его читал кардинал вчера вечером.

— Ваша честь, можете легко сами проверить, если вы потрудитесь подойти к окну.

Поколебавшись с минуту, Мангольт приблизился к окну, но безнадёжный взгляд, который он бросил на бумагу, убедил присутствовавших, что он понимал в латинском языке столько же, сколько и в греческом.

— По-видимому, вы правы, — произнёс он и направился к своему стулу. — Впрочем, свету здесь так мало, что трудно разобрать, что написано.

— Нельзя ли принести для его чести свечу? — спросил советник Шварц стоявшего по другую сторону стола хозяина таверны.

Мангольт искоса взглянул на говорившего.

— Не стоит, — промолвил он. — Я не сомневаюсь, что перевод верен. Но дело не в тексте, а в том, как он истолкован. Дух...

— Дух! — с пренебрежением прервал Ранненберг. — Очень им нужен этот дух! Им нужна плоть, а не дух!

— Не всё же так плохи, г-н Ранненберг. Подобные огульные обвинения всегда попадают мимо цели.

— Огульные обвинения! — возразил Ранненберг полуудивлённо, полураздражённо. — Много ли найдётся среди них таких, которые ведут чистую жизнь. Их можно перечесть по пальцам. И из их-то рук мы получаем причастие! Не много же пользы могут они нам принести!

— Я боюсь, что вы предубеждены против них, — важно заметил бургомистр. — Я знаю, что вы недолюбливаете прелата, который разместился у вас в доме. Но я полагаю, что вы можете быть вполне уверены во фрау Марии: она женщина умная и добродетельная.