— Врач сообщил мне уйму неприятных подробностей, — сказал Мартинсон. — Но суть в том, что в легкие попала кровь, и в какой-то момент ее стало так много, что Хольгер Эриксон захлебнулся. Как если бы он утонул. Я передам тебе их письменное заключение, как только получу его.
— Вот когда отдашь, тогда и будем разговаривать. У тебя тут уже и так целый склад.
Валландер не имел в виду ничего плохого. Он только в коридоре понял, что своей последней репликой, наверно, обидел Мартинсона. Но слово — не воробей, и Валландер направился в приемную, где его ждал Свен Тирен. Тирен сидел на диванчике, уставившись в пол. Он был небрит, глаза красные, воспаленные. От него сильно пахло мазутом и бензином. Валландер провел его в свой кабинет.
— Почему тот, кто убил Хольгера Эриксона, все еще не за решеткой? — спросил Тирен.
Тон его снова покоробил Валландера.
— Назовите мне его имя, и я лично прямо сейчас поеду и арестую его, — ответил он.
— Я не полицейский.
— А вот это я и без вас знаю. Были бы вы полицейским, не задавали бы таких глупых вопросов.
Свен Тирен хотел, было, возразить, но Валландер жестко остановил его.
— Сейчас вопросы задаю я, — сказал он.
— Вы меня в чем-то подозреваете?
— Нет. Но у меня есть вопросы. Вы должны на них отвечать. И больше ничего.
Свен Тирен пожал плечами. Вдруг Валландеру показалось, что Тирен нервничает. Его профессиональные инстинкты мгновенно обострились. Он задал Тирену свой единственный заранее подготовленный вопрос:
— Харальд Бергрен. Это имя вам о чем-нибудь говорит?
Тирен смотрел на него.
— Таких не знаю. А почему вы спрашиваете?
— Вы уверены?
— Да.
— Подумайте как следует!
— Нечего мне думать. Если я говорю: «не знаю», значит, не знаю.
Валландер пододвинул к нему фотографию. Тирен наклонился к столу.
— Посмотрите, нет ли на этой фотографии людей, знакомых вам. Смотрите внимательно, не торопясь.
Свен Тирен взял фотографию пальцами, испачканными в мазуте. Он рассматривал ее долго. Валландер уже начал было надеяться на успех, но тут Тирен положил фотографию на стол со словами:
— Я никогда никого из них не видел.
— Но вы долго смотрели на снимок. Вам показалось, что вы кого-то из них узнали?
— По-моему, вы сами сказали, чтобы я не торопился? А кто эти люди? И где они стоят?
— Вы уверены, что не знаете их?
— Я никогда никого из них не встречал.
Валландер понял, что Тирен говорит правду.
— Это наемники, — сказал он. — Фотография сделана в Африке больше тридцати лет назад.
— Иностранный легион?
— Не совсем. Но вроде того. Солдаты, которые воюют за того, кто больше заплатит.
— Жить-то ведь на что-то надо.
Валландер удивленно посмотрел на Тирена. Но не стал уточнять, на чьей он стороне.
— Вы когда-нибудь слышали о связях Хольгера Эриксона с наемниками?
— Хольгер Эриксон продавал машины. Сколько можно об этом говорить!
— Кроме того, он писал стихи и наблюдал за птицами, — возразил Валландер, не пытаясь скрыть раздражение. — Вы слышали или не слышали, чтобы Хольгер Эриксон когда-нибудь говорил о наемниках? Или о войне в Африке?
Свен Тирен, не отрываясь, смотрел на него.
— Почему среди полицейских так редко попадаются приятные люди? — спросил он.
— Потому что нам приходится заниматься неприятными вещами, — ответил Валландер. — Предупреждаю, что с этой минуты вы только отвечаете на мои вопросы. И ничего лишнего. Никаких комментариев, не относящихся к делу.
— А если они будут?
Валландер почувствовал, что, того и гляди, нарушит должностную инструкцию. Но ему было уже все равно. Человек, сидевший по другую сторону стола, вызывал у него безотчетную антипатию.
— Тогда я буду вызывать вас сюда для допроса каждый день. И кроме того обращусь к прокурору за разрешением на обыск в вашей квартире.
— Что вы там хотите найти?
— Это мое дело. Я вас просто предупреждаю.
Валландер понимал, что рискует. Свен Тирен мог разгадать его игру. Но, видимо, тот предпочел выполнить условия Валландера.
— Хольгер был мирным человеком. Правда, в делах не миндальничал, свою выгоду знал. Но про наемников никогда не говорил. Хотя ему наверняка было что сказать.
— Что вы имеете в виду? Что значит «было что сказать»?
— Насколько я понимаю, наемники воюют против революционеров и коммунистов? А Хольгер был по меньшей мере консерватором.
— Как это «консерватором»?
— Он считал, что наше общество катится ко всем чертям. И что, пока не поздно, нужно вернуть телесные наказания и смертную казнь. Если бы он сейчас был с нами, сказал бы, что его убийцу следует вздернуть на первом же суку.
— Он с вами об этом говорил?
— Он со всеми об этом говорил. Это были его убеждения.
— Он сотрудничал с какими-нибудь консервативными организациями?
— Откуда мне знать?
— Если вам известны его взгляды, почему бы вам не знать и этого? Отвечайте на вопрос!
— Не знаю.
— С неонацистами?
— Не знаю.
— Он сам был нацистом?
— Про это я ничего не знаю. Он говорил, что общество катится к чертям. Терпеть не мог социалистов и коммунистов. Народную партию, и ту признавал со скрипом.