Пятая жертва

— Не запудрил, а лишь слегка припудрил, — отозвался с юмором Виталий, — а где еще, по-твоему, я должен с прекрасным полом знакомиться? Есть у меня, конечно, психологини…

— Это что за штучки?

— Так я называю неоперившихся студенток факультета психологии, чей неустойчивый мозг и общая моральная неустойчивость провоцируют иногда меня на разного рода авантюры в духе Дон-Жуана…

— Хитер ты, братец, как я погляжу, — шутливый тон Валандры подействовала на Виталия возбуждающе: едва она успела закончить реплику, он обнял ее и попытался подмять под себя.

— Во мне проснулся маркиз де Сад, — захохотал он, преодолевая игривое сопротивление Валандры.

— Да подожди ты, — ей удалось сбросить его с себя, — успеем еще, давай лучше поговорим.

— Поговорим? — разочарованно протянул Виталий, — о чем же? О твоих шелковых трусиках?

— Хватит придуриваться. Мне действительно нужно кое-что обсудить с тобой…

— Что, например? Психические отклонения маньяка, который вместо того, чтобы бабам зубы заговаривать, а потом трахать их под приятную музыку, глаза им выкалывает и убивает?

— Представь себе!

— Я же тебе уже говорил, что может руководить этим калекой. Невроз навязчивых состояний. Для него — это его не дающая ему покоя, я бы сказал, нереализованная ситуация из прошлого, травма.

— Помнишь, мы говорили о знаке, который он вырезает ножом на коже своих жертв. Я видела снимки тех несчастных женщин… Так вот, надпись внутри яблока означает название города, столицы Киликии.

— Об этом ничего в газетах не сообщалось, — Виталий с недоумением пялился на Валентину.

— Тарс, родина апостола Павла, — продолжала Валандра, — что ты можешь по этому поводу сказать?

Она вперила в него цепкий взгляд.

— Дело пахнет керосином — вот что могу сказать… — усмехнулся он.

— А яснее выражаться можешь? — Валандра сгорала от нетерпения.

— Могу.

Виталий нацепил на лицо маску невозмутимого профессора психиатрии медицинского колледжа имени Альберта Энштейна и принялся объяснять:

— Так вот, в случае с Тарсусом я могу дать следующую разнарядку: Оно — бессознательное, этот сливной бачок для Эроса и Танатоса, понимаешь, о чем я говорю, бурлит и норовит прорвать заслон цензуры. Самые нескромные наши желания трансформируются и преображаются, и только в таком модифицированном, наштукатуренном виде подаются на блюдечке с голубой каемочкой нашему сознанию, этакому неженке! Нашему «Я» не позавидуешь, ведь в его функцию входит занудная дипломатия и вечное примиренчество. Оно (бессознательное) всегда не согласно с диктатом Сверх-«Я», которое в свою очередь пытается всячески подавлять Оно.

А наше «Я» мечется как сумасшедшее между Бессознательным и культурой, утрясая конфликты и сглаживая противоречия.

Действия маньяка направлены на определенных людей. В быту он может оказаться милым и интеллигентным человеком, добрым, отзывчивым… хорошим семьянином и так далее.

Он сдерживает свою агрессивность, подавляет, так сказать. Результатом же подавленных влечений является чувство вины. Совесть становится тем суровее и чувствительнее, чем больше человек воздерживается от агрессии против других. Но однажды крышку котла срывает, и тогда вся накопившаяся разрушительная энергия устремляется вовне.

В сумке, которую Вершинина оставила на столе, зазвонил сотовый.

— Будь другом, подай сумку, — попросила она Виталия.

Тот встал и, сверкая крепкими ягодицами, подошел к столу. Поднял сумку за ремешок и, вернувшись, плюхнулся на постель. Вершинина быстро достала телефон и, откинув крышку с микрофоном, произнесла:

— Да.

— Валентина, — она узнала голос Виктора, — ты где?

— Я пока что занята.

— Занята? — недоверчиво переспросил Ромашов, — мы же с тобой договорились.

— Да, я помню, — спокойно ответила она, — просто немного задержалась.

— Так мне ждать тебя?

— Жди, я скоро.

Она спрятала телефон.

— Что-то срочное? — полюбопытствовал Виталий.

— Не то, чтоб очень… Давай продолжим. О чем ты говорил?

— Ты сегодня не останешься?

— Нет, но некоторое время еще побуду.

В голосе Виталия звучала досада, и Валандра была благодарна ему за это.

— Агрессия, — продолжил Виталий свои рассуждения, — поначалу нацеленная на внешний мир, трансформируется в агрессию Сверх-«Я» против «Я». Религия — часть Сверх-«Я». Твой маньяк руководствуется импульсами Оно, преобразованными в религиозный императив Сверх-«Я».

Вот такое неутешительное превращение. Упорно вытесняемый им мотив, порожденный нереализованной энергией либидо, извратился до неузнаваемости, став религиозным фантомом.

— Ты можешь выражаться яснее?

— Твой маньяк, скорее всего, идентифицирует…

— Стой, поняла!

— Ты еще закричи: эврика! — усмехнулся Виталий. — Ты как хочешь, а я — в душ… Так ты знаешь, в каком направлении…

— Знаю, — не дала договорить ему Валандра. — иди, я тут немного понежусь, а потом по…

Виталий закрыл ей рот глубоким долгим поцелуем.

— Я скоро.

Он спрыгнул с дивана и направился в ванную.