Пятая жертва

Кайзеровская «Волга» обогнула парк «Липки», к которому в поисках развлечений, в ожидании знакомств и приключений уже стягивалась гуляющая молодежь, и по одной из узких улочек устремилась к Московской.

Валандра равнодушно глядела на проносящиеся за окном здания, на жалкие, купированные из-за каких-то высших эстетических соображений кроны деревьев, на мелькающие лица прохожих.

В ее мозгу свербила одна и та же мысль: «Неужели убийца — Карпов? Неужели он? А ведь я с ним спала, о Господи!» Она пыталась отогнать от себя этот кошмар, но он преследовал ее точно идея фикс.

«А что же он в таком случае со мной не расправился? Но я-то не блондинка… Трауберг тоже не была блондинкой… Куда же он пропал? Планирует очередное дельце? Фу, ну и мерзость! Группа и резус крови на купюре те же, что и у Трауберг. Можно, конечно, было произвести более глубокий анализ, но к кому, кроме Зое Михайловны, я могу обратиться в подобной ситуации? И вообще, не слишком ли много совпадений?»

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Болдырев остановил машину во дворе ничем не примечательной, протянувшейся на пол-улицы девятиэтажки.

Миновав кордон престарелых околоподъездных сплетниц, Вершинина поднялась на лифте на шестой этаж и, выйдя из кабины, остановилась перед фирменной металлической дверью, в правом верхнем углу которой красовался до боли знакомый значок «Кайзер». Она нажала кнопку звонка, напротив которой была прикреплена миниатюрная табличка с цифрой «сто двадцать шесть».

Вскоре до нее донесся звук отпираемой двери, который сменился торопливым шарканьем ног. «Слава Богу, дома кто-то есть», — подумала Валентина.

Повисла пауза. Вершинина поняла, что ее рассматривают в кайзеровский глазок. Наконец, дверь с сухим металлическим лязгом открылась, и Вершинина увидела на пороге миловидную седоволосую женщину, одетую в пестрый длинный халат. Одна рука женщины от запястья до локтя была закована в гипс.

— Добрый вечер, мне нужен Коркин Геннадий. Вы его мама? — догадалась Вершинина.

— Да, — любезным голосом ответила женщина, — его нет дома, он — в командировке. Может, что-то ему передать?

— Да нет, не надо. Мне хотелось бы поговорить с ним лично.

— Ничем не могу вам помочь, — хозяйка отвела в сторону здоровую руку, выражая этим жестом сожаление и досаду.

— Извините, не знаю, как к вам обращаться…

— Алевтина Павловна. Да вы проходите, чайку попьем, — предложила она с улыбкой. — Вам Геннадий-то зачем нужен? — осторожно полюбопытствовала Алевтина Павловна, видя, что Валандра пребывает в нерешительности.

— Да я приятеля его ищу, с которым он учился в университете, Карпова Виталия. Вы случайно его не знаете?

— Как же, как же… — Алевтина Павловна закивала.

— Вы давно его видели?

— Давно-о… Как университет закончили, так он больше не появлялся, — Алевтина Павловна поправила здоровой рукой выбившуюся из прически густую седую прядь, — да что же вы стоите? Проходите!

Она деликатно посторонилась, пропуская Валандру, которая явно ей приглянулась.

— Сейчас чайку попьем. Вас как зовут?

— Валентина Андреевна, можно просто Валентина, — Вершинина уже стояла у двери, ведущей непосредственно в квартиру Коркиных.

— Не стесняйтесь, — радушно пригласила Валандру Алевтина Павловна, — проходите.

Она толкнула дверь. Очутившись в небольшой опрятной прихожей, Вершинина быстрым привычным движением сняла туфли и на минуту замерла перед красивым овальным зеркалом в тяжелой бронзовой оправе со множеством прихотливых завитков.

«Старинное», — подумала она, поправляя волосы.

Она тронула тусклую бронзу.

— Какое у вас красивое зеркало, настоящее произведение искусства! — восхищенно сказала Валандра.

— Да-а, — со вздохом протянула Алевтина Павловна, умели в старину делать! Это мне от моего отца по наследству досталось, — с гордостью в голосе произнесла она, ласково поглаживая застывшие в бронзе вьющиеся виноградные лозы, гроздья и листики.

— У вас тоже жарко, — сочувственно покачала головой Валандра, решив, что не мешает расспросить Коркину на предмет отношений ее сына с Карповым. — Как же это вы управляетесь, с больной рукой-то?

— Да Гена обещал в воскресенье приехать, — в глазах Алевтины Павловны засияла нежность.

«Вот именно, — подумала Валандра, — не „появилась“, не „возникла“, не „промелькнула“ или что-то в этом роде, а — „засияла“! Не забыть потом употребить в романе… Господи, о чем это я?» — как бы спохватилась она.

Валентина прошла в единственную комнату и устроилась на мягком диване с высокой удобной спинкой. Обстановка квартиры являла собой причудливую смесь «старого» и «нового»: от притулившегося в углу комода, от низкого, немного громоздкого, заставленного не посудой, а книгами серванта веяло ни мало — ни много серебряным веком, тогда как от роскошного дивана, кресел из одного гарнитура, от телевизора и магнитофона «Фунай», проигрывателя для лазерных компакт-дисков несло оголтелой современностью. Все свободное пространство стен между мебелью было поглощено черно-белыми и цветными снимками в профессионально изготовленных деревянных рамках.