Пятьдесят девственниц (СИ)

Выйдя из порта оказались мы на рынке, где каких только диковин не насмотрелись и попутно докупили кое-что для обновления гардероба, ибо наши собственные, армейские еще, одеяния весьма обветшали. На минутку зашли в таверну, а после, перекусив, к высокому зданию неподалеку от рынка, которое весьма нас заинтересовало, поскольку оказался это храм, а любознательным путешественникам верованиями мест, где он пребывает всегда интересоваться должно.

Был это огромный храм из белого известняка, перед фасадом коего был устроен как бы портик, поддерживаемый многочисленными колоннами и, когда мы подходили, к портику как раз приближалась процессия из десятка самых настоящих девиц совершенно разных сословий, обряженных в лучшие свои одежды и сопровождаемых многочисленными родственниками. Посему, тут же счел я не лишним осведомиться у окружающих о причине подобного здесь невинных дев скопления.

Услышав от одного из словоохотливых зевак, что храм этот принадлежит Богине-Матери, я, поначалу несколько струхнул, но потом быстро сообразил, что, ведь, у каждого народа она своя и, зачастую, носит совсем иное имя. Стоит ли мне опасаться мести Богини сей, коль скоро одноименный храм в стране северных эльфов не имеет к ней никакого отношения. Еще больше изумил меня рассказчик, однако, когда сообщил о причинах сегодняшнего сборища.

Оказалось, что в стране сей, девицы, достигшие поры созревания, обязаны принести в дар Богине самое дорогое, что у них есть, а именно — девство. Для каковой цели ежегодно выделяется один день, когда приходят они под храмовый портик и, расстелив свои циновки, усаживаются на них в ожидании мужчины, который в этом богинеугодном деле им поспособствовал бы. И весьма зазорным считается у них, коль останется она нетронутой и унесет невинность свою обратно домой. А таковое бывало, ибо, хоть мы, мужчины, по сущности своей и есть создания похотливые и на невинность девическую падкие, но, все же, подобные удовольствия приходилось тут оплачивать, отдавая в храмовую казну не менее пяти золотых монет.

— Я бы, на месте здешних жриц, брала бы еще какую-нибудь толику с толпы, ведь на долю зрителей тоже выпадает немалое удовольствие, — рассудительно заметила Быстрые Глазки, когда я пересказал ей суть услышанного. — А, все-таки, согласись, Бес, что обычай этот постыден.

108

Толпа же собравшаяся вокруг портика все более и более приходила в возбуждение, криками и свистом подбадривая робеющих девиц. Вот уже отделился от нее один человек и, размахивая кошелем, легко взбежал по ступеням.

— Не странно ли что выбрал он не самую красивую, хоть это и не сказывается на цене? — изумилась Быстрые Глазки, приблизившись к моему уху, дабы перекричать шум раздавшихся оваций.

— Ах, друг мой! — обнял ее я. — Во истину, вкусы наши сходятся совершенно. Дай же мне кошель, дабы помог я деве этой избежать бесчестья!

— Бес или Рассвет, нетерпеливый мой приятель! Тебе ли творить подвиги в храме Богини Матери. Вспомни, ведь у нее к тебе особый счет. И потом, вся эта толпа…

— Не мы ли творили подвиги в дварфских банях, — горячо ответствовал я ей, извлекая щепоть моей возбуждающей травы. — Что же касается Богини, пройдет еще минута и я ее саму готов буду разложить на ступенях храма сего.

— Держи, Бес, — увидев, что я уже жую траву, снизошла к моей просьбе спутница, вручая объемистый кошель. — Смотри же, одной девицы тебе вполне хватит, чтобы еще немного продвинуться в счете.

— Во истину, да будет так! — громогласно возвестил я и, потрясая над головой кошелем поспешно двинулся к портику. Толпа же, при виде этого пришла в ужасное оживление. Смех и шутки, сыпавшиеся вокруг непременно смутили бы меня, не начни уже действовать мое чудодейственное средство. И некоторые, даже, начали заключать пари, споря на то, достанет ли у меня сил справиться со взятой на себя задачей.

Я же, не обращая на них внимания, как мог быстрее поднялся по ступеням и устремился к приглянувшейся нам с Глазками девице. Была она прелесть до чего юна, возрастом не более пятнадцати. Маленькие упругие груди зазывно топорщились сквозь ткань наброшенного прямо на голое тело ритуального, расшитого бисером и златыми нитями одеяния. Черные непокорные волосы стягивала алая лента с таким же шитьем. А сидела, скромно поджав под себя ноги и сложив унизанные перстеньками ладони на своих округлых так трогательно незагорелых коленках.

— Что… чего хочешь ты от меня, старче? — в изумлении и некотором испуге подняла она на меня огромные карие глаза с чуть подведенными темной тушью ресницами. — Как ты?..

Толпа вдруг разом затихла, я же в наступившей тишине не в силах помедлить ни разу, поспешно увлек девицу на циновку.

— Не бойся, дитя мое! О не бойся… — подстегиваемый действием травы неустанно втолковывал я, преодолев легкое сопротивление ее колен. — Непременно все будет хорошо. Ведь делаю я такую работу не впервые. Ныне же сослужим Богине отличную службу.