Пятьдесят девственниц

Верная моя жена с этим согласилась, попросив, однако, чтобы ни в коем случае не был я разлучником меж избранницами моими и их матерями, с чем я, восхвалив человеколюбие ее, тут же согласился и, кроме девочек, приобрели мы еще двух, достаточно мило выглядевших, тридцатилетних особ женского пола.

Заинтересованный же в том, чтобы продать побольше товара разом, работорговец, нам еще и скидку сделал, так что от человеколюбия своего мы и немалую выгоду получили. Впрямь, недорого ценили в здешних краях свободу — за этих пятерых заплатили мы даже менее трех золотых.

Придя домой, объяснили первым делом нашим рабыням, что именно их у нас ожидает и как желаем мы одарить их в ответ свободою, после чего пали те ниц и одна из матерей, восхваляя человеколюбие наше, обещалась хоть лично показать дочерям своим что к чему и как доставить мне поболе всяких разнообразных удовольствий, другая же во всем ей вторила, готовая тако же указать своему чаду личный пример.

Умилившаяся столь сильной их тягой к свободе, Денра решила, что, и впрямь, дабы девицы не слишком пугались незнакомыми для себя делами, стоит превратить все в веселую для них игру, в которой и матушки их поучаствуют. Засим предались мы с невольницами всевозможным любовным игрищам, дочерей, однако же, не трогая, а обратив все свое внимание, исключительно, на их матушек.

И Крикун тут потеху немалую нашел, и милая всем нам Трина, мы же с Денрой, хоть не отставали внешне от всех, но все время пытались оказаться рядом друг с другом и я, как бы случайно старался коснуться ее, она же отвечала мне застенчивым нежным взором.

Тем же вечером отправили мы обеих матушек в спальню Крикуна, девиц же — к Денре и Трине, куда и я перебрался. Однако, юных невольниц даже не тронул, ибо не до них мне было, а заключил сразу в объятия рыжеволосую подругу мою.

— Милая Денра, что с вами сегодня такое?.. — удивленно спросила невинная наша Трина, когда по прошествии и четверти часа не разомкнул я объятий.

— Ах, Трина, девочка моя, — алея и смущаясь пробормотала Быстрые Глазки. — Ничего… Разве мы раньше с ним так не обнимались?

— Да нет, — покачало головой милое создание. — Никогда раньше ты не краснела и всегда было это для тебя только веселье. Теперь же… Что на тебя нашло? Ты ведь уже не играешь в наши с папочкой игры, а, как будто, делаешь все по-настоящему.

— Как по-настоящему? — удивилась моя тайная жена.

— Вот какая ты непонятливая! — подернула плечиками Трина. — Ну, знаешь, как говорят, что женщина отдается мужчине? Ты ведь никогда раньше не отдавалась, а просто играла в игры.

— Трина, радость моя, — сказал я, видя, что, ошеломленная такой проницательностью невинного ребенка, Денра не в силах вымолвить ни слова. — Быть может, и правда, произошло меж нами нечто…

— Молчи, Бес… Прости, Рассвет, — перебила меня Быстрые Глазки. — Трина, я уже не девица. И, если ты хочешь, буду тебе вместо матери, раз уж Рассвет тебе вместо отца, хоть мы и играли в такие игры, которые…

— Вы? — рассердилась вдруг Трина. — Как муж и жена? У вас это было? И вы меня не позвали?

— Милая моя дочь и любимая подруженька, — разом оставив меня, Денра заключила в объятия нашу милую маленькую Трину. — Пойми, это случилось так неожиданно. Нет, никогда не смогу я быть тебе хорошей матерью. Знай же, по первому твоему слову я уйду немедленно и никогда…

Тут слезы закапали из ее прекрасных глаз, а Трина разревелась в ответ:

— Еще чего! А где я найду себе лучшую мачеху? Неужели это будет та толстая старуха, на которой папочка женился в порту Жемчужном? Или та девчонка, что вышла за него замуж когда мы покинули дварфов? И я совсем не хочу, чтобы ты куда-нибудь уходила!

Трогательные их объятия настолько умилили меня самого, что и я не мог удержаться от слез и тоже заключил их обеих в объятия.

Конечно же, ни о каких невольницах в ту ночь не могло быть и речи, столь много нежности чувствовал я по отношению к моей милой жене и таким нетерпеливым любопытством загорелась невинная Трина, пожелавшая непременно увидеть, как мы любим друг друга.

120

Дела мои в местной магической гильдии продвигались, меж тем, неплохо. Изучал я литературные источники мудрости в тамошней библиотеке и занимался с тамошними наставниками, которые учили меня уже не только луч света из посоха концентрировать, но и доводить силу оного до того, чтоб можно было даже возжигать огонь.

Дело это оказалось необычайно трудным, однако же, через достаточный период времени, удалось мне достичь того, что кусок бумаги, на который я обращал силы свои, начинал темнеть, пенька же дымиться, но вот самого пламени не видывал я никогда.