Пятьдесят лет в Российском императорском флоте

Город Нагасаки расположен у подножия гор, окружающих одну из живописнейших в мире бухт; это совершенно закрытая от океанских волн бухта длиною около 3 миль и шириною полмили. На правом берегу расположен собственно город, а левый берег застроен доками, портовыми мастерскими и пресловутой деревней Иносой (русская колония). Над городом амфитеатром разбросаны в горах живописные японские домики и коттеджи консулов и всех тех богатых жителей, кои не обязаны по роду своих занятий тесниться в низколежащем старом городе с узенькими улицами и густо скученными торговыми конторами и рынками. Много магазинов с японскими изделиями из фарфора, черепахи, слоновой кости, дерева, шелка и проч. При каждом съезде на берег невольно глаза на них разбегаются и что-нибудь купишь. Подробно описывать город нет надобности, так как он много раз описан путешественниками. Лучше проехать в Иносу и посмотреть, как живут на дачах русские молодые офицеры со своими «временными женами».

ИНОСА

Подплывая на шлюпке к Иносе, вы невольно обратите внимание на несколько десятков японских фунэ (шлюпки), теснящихся у самой пристани, это собственные «экипажи», нанятые помесячно каждым офицером для постоянного сообщения своего корабля с берегом, где проживает на даче «супруга».

Далее, выйдя на берег, вы попадете в деревню, состоящую из 40–50 маленьких японских домиков, раскинутых в живописной зеленой роще у подножия обрыва невысокой горы, на верхней площадке которой недавно образовалось русское кладбище с часовней и караулкой, в которой проживает японский бонза (священник). После 5 часов вечера, когда на судах окончена служба, офицеры съехали уже на берег, жизнь в Иносе в полном разгаре; проходя мимо домиков, вы невольно натыкаетесь на трогательные сцены: в раскрытых комнатах (стены в домах раздвигаются) и на верандах молодые мужья, переодетые в легкие киримоны, кейфуют со своими «супругами» и добросовестно проводят медовые месяцы. Здесь офицеры ночуют, если ночью не надо на вахту, и возвращаются на корабль утром к 8 часам. Причем супруга провожает его на шлюпке до самого борта.

Вернувшись домой, молодая жена обычно укладывается спать и отсыпается весь день до приезда супруга. Хозяйством ей заниматься не приходится, так как для этого имеются в Иносе два ресторана, которые кормят всех жен.

Рестораны содержатся двумя известными японками Ойе-сан и Оматсу-сан, бывшими в свое время «женами» нынешних (1880 г.) уже старших офицеров. В жены они сами больше не поступают, имея солидных покровителей, и занимаются хозяйством в своих ресторанах, кормят всех офицерских жен и имеют большой штат молоденьких прислуг (мусумэ), кандидаток в жены для вновь прибывающих офицеров, ищущих «супружеского» счастья. За содержание жены офицер в то время платил всего 40 иен (японских долларов) в месяц и за дачу платил 20 иен. Итак, за 60 рублей офицер имел дом и жену. С уходом корабля из Нагасаки супружества обыкновенно расстраивались, и жены поступали в резерв одного из этих ресторанов, если сейчас не находилось непосредственного преемника-кандидата на дом и жену ушедшего офицера.

Окрестностей Нагасаки нам в этот раз осмотреть не удалось, так как мы скоро ушли с адмиралом Асламбековым по портам Японии. На одном рейде было три адмирала, и Лессовскому хотелось разгрузить рейд от такого обилия, а главное, отделаться от назойливого и совершенно не плававшего берегового адмирала Асламбекова, про которого на эскадре рассказывали массу забавных анекдотов. Простояв в Нагасаки не более 10 дней, мы взяли Асламбекова с музыкой (в 30 чел.) и двумя флаг-офицерами (Фридерикс и Абаза) и пошли по японским портам.

До своего неожиданного назначения на Тихий океан Асламбеков много лет командовал 8-м флотским экипажем, страстно любил свою экипажную музыку и превратился в сухопутного командира. Назначенный сменить адмирала Штакельберга на Тихом океане, он прежде всего озаботился забрать с собой экипажный оркестр и, прибывши с ним на «Азии» в Нагасаки, возился с ним как с писанной торбой. Наш маленький клипер был очень стеснен нахлынувшими 34-мя лишними пассажирами; адмиральские ящики с накопленными долларами (в то время жалование выдавалось исключительно серебряными мексиканскими долларами, монета очень громоздка и неудобна для хранения) и музыкальные инструменты отняли у команды половину жилой палубы.

Был июль и, несмотря на тропическую жару, адмирал требовал, чтобы мы ходили в черных сапогах, сюртуках и с кортиком на вахте на ходу, что противно Морскому уставу (сталь кортика нарушает показание компаса); между тем на всех судах в океане допускались некоторые вольности в форме, разрешалось носить белый тропический костюм с белыми башмаками и английскую белую каску, спасавшую от солнечного удара. Но наш петербургский адмирал знал хорошо пехотный устав Марсового поля и Михайловского манежа и отступлений от принятой там формы не допускал.