Затем факиры представляют собой довольно интересное явление. На палубе расселись два индуса в пестрых чалмах с смуглыми лицами и большими черными впавшими глазами, при них был мальчик лет 10-ти, державший на плече маленькую обезьянку; из принесенной с собой корзины один индус вынул сонную большую очковую змею, аршина в 2,5 длиною и широкою головою, и под звуки небольшой дудочки заставлял змею принимать различные позы и становиться на согнутом хвосте в вертикальном положении, причем голова ее поднималась на высоту до полтора аршина от палубы. Затем змея обвивалась вокруг тела индуса, сжимая его руки и шею; языком своим шевелила по его губам; потом, уложив ее в несколько колец, он клал себе на голову в виде второй чалмы и вообще проделывал с ней различные манипуляции.
Другой индус показывал на палубе различные фокусы, так, например, в кучке песку, посадив зерно, через 15 минут выращивал небольшое зеленое деревцо и еще несколько фокусов в этом же роде. Финалом этих зрелищ был трудно объяснимый фокус с обезьянкой: вынув из корзины легкий стеклянный с серебряным блеском шарик с привязанным к нему длинным волоском, индус подбросил шарик кверху на воздух, дав ему двумя пальцами быстрое вращательное движение и разматывая одной рукой клубок, другой подкручивал вертикально натянутый волосок, чем усиливал вращение шарика и заставлял его подниматься все выше и выше; вскоре шарик получил столь быстрое вращение, что казался как бы стоящим высоко в воздухе на месте на вертикально натянутом волоске. Очевидно, центробежная сила шарика была столь значительна, что преодолевала свою силу тяжести. Но зрители ахнули от удивления, когда индус взял у мальчика обезьянку и заставил ее подняться вверх, цепляясь по вытянутому волоску до самого шарика.
Этим фокусы были закончены, и индусы получили условленную плату. Офицеры, озадаченные последним фокусом, пытались добиться от индусов объяснения этого явления, но попытки эти осуществить не удалось: по-английски они почти не говорят, а, кроме того, производивший этот фокус индус дал понять мимикой, что его нервы и организм после сеанса так утомлены, что он от слабости едва держится на ногах.
Весь январь 1891 г. Наследник путешествовал по Индии, посещая важнейшие исторические места и храмы, и охотился на тигров, а наши суда, стоя на рейде, занимались учениями, чистились и вообще приводили себя постепенно в тот щегольский вид, какой на флоте издавна установился на заграничных судах. Мне удалось за этот месяц вытянуть такелаж, выправить рангоут, покрасить фрегат и перевязать все паруса, заменив их новым комплектом, так как старый комплект заплеснел и покрылся зелеными пятнами, потому что уже более полугода, как паруса не отдавались даже для просушки (не было парусных расписаний). В Бомбее по вечерам офицеры съезжали на берег, а некоторым удалось посетить ближайшие города Дели, Бенарес и др. Команда по праздникам свозилась на берег. В свободное от занятий время на фрегат приезжали торговцы, индусы и парсы, и раскладывали на палубе свои товары: индийские ткани, фрукты, сигары, раковины, изделия из бронзы и черного дерева, жемчуг, драгоценные камни и пр.
Со дня моего поступления на фрегат я еще не был на берегу и, по установившемуся на флоте обычаю, ожидал, когда командир сам предложит мне съехать на берег. В одно прекрасное утро он вспомнил об этом, и я съехал на берег, чтобы осмотреть Бомбей. Меня вызвался сопровождать познакомившийся уже с городом наш милейший ревизор, симпатичный, жизнерадостный мичман М.М. С. Наняв коляску на целый день, мы отправились по магазинам, и я накупил различных индийских материй и шалей ярких цветов, горсть жемчужин россыпью и заказал сделать из них браслет. Затем мы объехали европейскую часть и туземный квартал, были в ботаническом саду, осмотрели некоторые храмы и перед закатом солнца проехали загород на Malabar Hill; это живописный холм, покрытый тропическим лесом, в его возвышенной части разбиты парки и над верхушками деревьев господствуют две мрачные круглые «башни молчания».
На верхних кромках башень дремлют громадные грифы (кондоры) или чистят свои клювы после обильной трапезы над трупами привезенных и положенных здесь парсов. Когда над башнями грифы летают, то это признак, что покойника еще укладывают, и грифы готовятся к своему завтраку. В этом же парке построен беломраморный храм-усыпальница с красивою колонадою; в храме происходят отпевания умерших парсов, и в стенах устроены ниши, в которых сохраняются урны с костями, обглоданными грифами и обмытыми дождем. В храме приятная прохлада и спокойная тишина, но «башни молчания» с их противными грифами производят тяжелое впечатление.