Пятьдесят лет в Российском императорском флоте

Получив приказ, 2 ноября фрегат при неожиданно прояснившейся солнечной погоде, попрощавшись салютом с крепостью, ушел в Иокогаму, где он должен был войти в док порта Йокосука для ремонта подводной обшивки. В тот же день Мария Ивановна с 8-летней дочкой Олей переехала на «Азов» и уехала на нем в Нагасаки, где она должна была поселиться на всю предстоящую зиму, так как наш фрегат должен был по окончании доковых работ перейти на зимовку тоже в Нагасаки.

Обойдя остров Аскольд, мы легли на восток и пошли Сангарским проливом, затем в океане мы имели довольно свеженький ветерок, прикинули паруса и побежали в Иокогаму. Здесь, в Курасиве, даже при неправильной волне, фрегат покачивало очень плавно, и мы еще раз убедились в его прекрасных морских качествах. С таким кораблем можно сродниться и полюбить его как нечто живое, как кавказский горец сживается со своим конем. Теперь в особенности фрегат, чистенький и обновленный от киля до клотика, стал родным для меня и всех тех старых офицеров, которые плавали на нем еще в Средиземном море.

Белый, снежный конус красавицы Фузиямы, освещенный восходящим солнцем, высоко горел на зимнем темно-голубом небе, когда мы поворачивали из океана, входя в Иокогамский залив. Пересекая его, мы пошли прямо в Йокосуку — японский военный порт, лежащий в ущельях высокого берега в расстоянии 15–20 миль от Иокогамы. Вошли в док и принялись за ремонт подводной части. Адмирал П.П. Тыртов был уже в Иокогаме со своим флаг-офицером лейтенантом Дюшеном (в 1909–1911 гг. генерал-лейтенант по адмиралтейству C.Л. Дюшен был Начальником Главного Управления Кораблестроения и впоследствии — членом Главного Морского Суда) и временно проживал в гостинице. Спустя несколько дней адмирал посетил наш фрегат в доке. Он привез мне письмо от жены. Тыртов видел мою жену перед отъездом из Петербурга и передал мне, что она совершенно здорова. Он обещал, что «Мономах» через год, т. е. к осени 1892 года вернется в Кронштадт. Тогда же он сообщил мне, что высшее морское начальство оценило мои труды по приведению фрегата в должный боевой вид, а прекращение конфликтов кают-компании с бывшим командиром приписало моему такту. Это и было причиной моего производства «за отличие» в капитаны 2 ранга. Письмо жены и благоприятные известия из дому меня очень обрадовали и успокоили. Теперь я мог уже спокойно и терпеливо ждать возвращения домой.

За три недели нашей стоянки в доке мне удалось побывать несколько раз в Иокогаме (теперь в отсутствие жены сам командир постоянно сидел на фрегате), и я сделал там много покупок-подарков для привоза в Россию. Йокосука соединен железнодорожной веткой с Иокогамой; это расстояние поезд проходит около 40 минут. На середине этого пути имеется буддийский храм, и возле него стоит известный бронзовый «Дай-будс»; это исполинская фигура Будды с полузакрытыми глазами в «состоянии рамолисмента», как его обычно изображают. Внутри пустотелой литой фигуры находятся молельня и помещение для бонзы. В одну из поездок в Иокогаму я с офицерами остановился там и осмотрел этого идола.

В первых числах декабря фрегат вышел из дока, и после пробы машины мы покинули Йокосуку и пошли океаном в Нагасаки, там уже с месяц жила Мария Ивановна, и командир торопился после столь «долгой» разлуки, как на медовый месяц. Этому супружеству было в то время в общей сложности не менее 90 лет (ему 48, а ей около 42 лет). Зима стояла в этом году холодная и сырая. В Нагасаки было пасмурно и даже темно от висевших низко темных облаков; верхушки гор были покрыты снегом; по ночам бывали заморозки до 2° К. В первый же день по приходу командир перебрался на берег и затем ежедневно приезжал на фрегат только к подъему флага, а после обеда исправно уезжал домой. Капитанша была на «сносях» и потому приезжала на фрегат не каждое воскресенье. Фрегат поставили в глубине рейда, поближе к Иносе, чем воспользовались мичмана и завели сейчас же себе жен на целую зиму.

Перед Рождеством на рейд прибыл «Азов» под флагом адмирала Тыртова, и оба фрегата (приказом по флоту название «фрегат» было заменено словом «крейсер») безвыходно провели здесь всю зиму до апреля 1892 г. Темные и сырые зимние дни с поздно восходящим солнцем (около 9 часов утра) породили у нас на рейде эпидемию инфлуэнции (в тот же год эпидемия инфлуэнции обошла все страны земного шара), и на обоих наших судах переболели поочередно буквально все офицеры и вся команда. В нашей кают-компании только старший врач и я не подверглись этой болезни.

Рождественские праздники на обоих судах прошли с обычными елками и подарками для команды. Январь и февраль протекли на фрегате монотонно: при сырой погоде пришлось отвязать паруса, поэтому парусных и рангоутных учений не было вовсе. На берег я съезжал очень редко. В конце января жена командира родила сына; наш доктор его принимал, и на фрегате его крестили в орудийной кадке вместо купели, П.П. Тыртов был его крестным отцом; его назвали Владимиром в честь корабля («Владимир Мономах»).