Пятьдесят на пятьдесят

Бобби охватил ужас. Убийцам полицейских прямая дорога в тюрьму. При условии, что они доживают до этого момента.

– Ну и что, если даже он и полицейский? Самозащита остается самозащитой.

Но было ли это самозащитой? Полицейский вышел к их лагерю в поисках ребенка, на которого у Мартинов не было никаких прав, и когда Бобби стал обороняться, коп вытащил пистолет. Кто, собственно, защищался?

Нет, он собирался выстрелить.

Но ведь не выстрелил, правда? Во всяком случае, пока Бобби не бросился за его пистолетом и не стал с ним бороться.

– Бобби, что-то не так? Разве это не была самозащита?

Вдруг он понял, что надо делать. Надо отсюда убираться. Они должны исчезнуть, сделать вид, что их никогда здесь не было.

– Мы должны уехать. Забрать с собой все. Абсолютно все. Чтобы не оставить следов.

– Ты меня пугаешь, – всхлипнула Сьюзен. – В чем дело?

– Подумай сама. Я убил полицейского.

– При самозащите. – Она говорила с ним, как с глупым ребенком. – Он не представился. Я была здесь. Я все слышала. У тебя было полное право…

– А коллеги-полицейские? Которые будут расследовать это дело? Они увидят мертвого копа и услышат о неизвестно откуда взявшемся ребенке, и рассказ о самозащите будет все больше казаться вздором, даже мне самому.

– И что нам теперь делать?

– Убираться отсюда подальше. – Бобби начал приводить в порядок лагерь. – Как я понимаю, это худшее, что мы можем сделать, но единственное, что кажется мне правильным. Теперь положи куда-нибудь ребенка, пусть спит, и помоги мне.

В течение получаса Сэмюэл не двигался. Джейкоб тоже. Неужели это правда? Джейкоб и вправду мертв, эти люди убили его. Если бы эти двое не совали нос, куда не надо, все было бы хорошо.

Но почему они суют нос, куда не надо? Голос Джейкоба напугал Сэмюэла.

– Джейкоб? – он боязливо взглянул на тело, по-прежнему неподвижное. – Где ты?

Ответа не было. Джейкобу иногда нравилось задавать вопросы, чтобы заставить Сэмюэла соображать. Сэмюэл стал думать. Почему они суют нос, куда не надо?

Из-за мальчишки. Из-за проклятого мальчишки, который отказывался делать, что велят. Из-за мальчишки, который ревел и ныл, но не сказал ни слова. Хоть убей, Сэмюэл не понимал, чем же этот мальчишка был так важен для Джейкоба.

Ты его упустил. Ты заснул.

Теперь он сообразил, что голос звучит у него в голове. Джейкоб хотел, чтобы он понял: если бы мальчишка не убежал, если бы Сэмюэл не заснул, Джейкоба не застрелили бы.

Сэмюэл прерывисто дышал, прикрыв рот рукой, чтобы никто не услышал.

О боже, боже, о боже, этого не может быть. Я убил собственного брата.

Наконец они были готовы. Сьюзен хотела сама нести малыша, но с набитым рюкзаком это было тяжело, и мальчика взял Бобби. С ребенком на руках, он шел первым, освещая тропу прикрепленным к шапке фонариком.

Мальчик весил меньше пятнадцати килограммов, но, спящий, казался гораздо тяжелее. К тому же Бобби не видел, куда ставить ногу на узкой каменистой тропе, и вместо получаса они добирались до «эксплорера» целых полтора.

– Вижу машину, – раздался сзади голос Сьюзен.

Бобби повернул голову и тоже увидел между деревьями что-то белое.

– Слава богу. – Ему уже казалось, что малыш весит килограммов сто.

– Ну, паренек, – сказал Бобби, обходя автомобиль, – слезай, приехали.

Мальчик проснулся и встал на ножки. Бобби отпер дверцы и посадил малыша на заднее сиденье, где тот сразу же свернулся калачиком и засунул в рот большой палец.

– Я сяду сзади, рядом с ним, – сказала Сьюзен.

Через полминуты они двинулись вниз по ухабистой дороге, которая должна была вывести их на шоссе, ведущее к дому. Еще вчера Бобби не мог представить себе ситуации, в которой решился бы проделать этот путь в темноте. Разве что кто-нибудь был бы тяжело болен.

Или убит выстрелом в голову.

Наконец Бобби облегченно вздохнул: под колесами снова было твердое дорожное покрытие и от вероятных спутников убитого полицейского их уже отделяло приличное расстояние. Пока что худшее осталось позади.

Сэмюэл поплыл. Так он называл состояние, когда покидал реальный мир и «уплывал» в непостижимые ни для кого другого мысли. А когда он «вернулся», ни палатки, ни света фонарика уже не было, только темнота кругом.

Сэмюэл не любил темноты. Но, во всяком случае, в темноте хорошо плакать. Никто не увидит, никто не назовет его слюнтяем. Джейкоб уж точно. Сэмюэл опустился на колени, в темноте раздались его всхлипы. Джейкоб никогда не вернется. Он умер. И с этим ничего не поделаешь.

Еще полчаса ему понадобилось, чтобы набраться храбрости, сойти с места и сделать то, что он должен был сделать.

Сквозь ветви он заметил ярко белеющий на земле прямоугольник. Наклонился рассмотреть получше и увидел бумажку, на которой было что-то написано. Сэмюэл любил бумагу, ему нравилось писать, и он сунул ее в карман джинсов.

Ты здесь не для того, чтобы подбирать мусор.

Он знал это и рассердился на себя за то, что так легко отвлекся. Всего через шесть шагов он оказался на поляне. Его брат по-прежнему не двигался.