Пятьдесят оттенков Дориана Грея

– Вы так очаровательны, вам незачем заниматься благотворительностью. Я бы сказала, даже слишком очаровательны, – говорила Хелен своим уверенным хрипловатым голосом, растягивая слова. Она открыла портсигар и предложила Дориану сигарету. Он вежливо отказался. Розмари улыбнулась ему.

– Розмари тоже, конечно, никогда не возьмет в руки сигарету, – сказала Хелен. – И столько всего еще не сделает никогда.

Это был неостроумный выпад в адрес Розмари, но она притворилась, что нисколько не уязвлена, продолжая старательно смешивать краски и готовить кисти. Но если Хелен будет продолжать в том же духе, она не сможет работать. Неужели она планирует просидеть здесь целый день? Неужели она не догадывается, какими важными стали бы эти минуты, проведенные с Дорианом сейчас, когда она заканчивала его портрет? Розмари представила, что Дориан, если бы ему удалось прочитать ее мысли, щелкнул бы ее по запястью. Конечно, этого не произойдет. Никто, кроме нее самой, не знает, как ценно для нее то, что Дориан рядом. Ей придется побороться за него. Мгновение она еще колебалась, а потом твердо сказала Хелен:

– Мы с Дорианом договорились сегодня закончить наши сеансы, и я боюсь, что ты своим очарованием немного отвлекаешь его.

Хелен наклонила голову, как экзотическая птица, которая силится понять, какие слова ей нужно повторить. Просто невероятно! Розмари взглянула на Дориана, ища его поддержки, но он увлеченно наблюдал за Хелен.

– Хелен, – не отступала Розмари, – не сочти за грубость, но я вынуждена попросить тебя уйти.

Теперь уже Хелен смотрела на нее с изумлением. Розмари никогда бы раньше не осмелилась говорить таким тоном.

– Извини, но… – начала Розмари, но Хелен оборвала ее пренебрежительным жестом. Не выпуская изо рта сигарету, она кивнула Розмари, а затем обратилась к Дориану:

– Мне уйти, мистер Грей? – спросила она.

Дориан с надеждой взглянул на Розмари, как будто она была его матерью, а Хелен – новым другом, с которым он надеется приобщиться к взрослым занятиям. Он как будто размышлял, что же будет дальше.

– Как хотите, Дориан, – сказала Розмари, нахмурившись.

– Пожалуйста, не уходите, Хелен, – сказал Дориан. Розмари никогда не слышала, чтобы он говорил таким серьезным тоном. Неужели он уже влюблен в нее? Розмари хотелось предупредить его, что Хелен ничего от него не оставит, потушит и затопчет, как одну из своих опиумных папирос.

– Интересно, почему это мне не следует заниматься благотворительностью? – обратился Дориан к Хелен.

– Наверное, мне не стоит говорить вам этого, мистер Грей, – начала Хелен. – Это такая скучная тема для разговора, что потребует серьезного тона. Я остаюсь только потому, что вы меня попросили об этом. Ты же не возражаешь, Розмари? – Хелен метнула на нее торжествующий и лукавый взгляд. – Ты всегда говорила, что любишь, когда тех, кто тебе позирует, развлекают разговором.

Розмари закусила губу – она всегда так делала, когда волновалась, а это случалось часто с тех пор, как в ее жизни появился Дориан. Она почувствовала на себе его холодный взгляд и закусила еще сильнее, так, что выступила кровь. Она знала, что эта невинная привычка приводит его в бешенство. Так пусть она уже не кажется ему такой невинной!

– Если Дориан так хочет, то, конечно, оставайся, – сказала Розмари, стараясь держаться уверенно под взглядом его глаз. – Столько, сколько захочешь, а твой муж, безусловно, может и подождать.

Хелен быстро нашлась, что ответить:

– Мы были долго помолвлены, он научился ждать.

Дориан тихо рассмеялся. Розмари поперхнулась. Он никогда не смеялся над ее остроумными замечаниями, только если она спотыкалась или по-другому демонстрировала свою неповоротливость. Он взошел на помост для натурщиков с видом молодого греческого мученика. Он ненавидел долго стоять без движения.

– Розмари много о вас рассказывала, – обратился он к Хелен, едва шевеля губами, как чревовещатель. – Вы действительно оказываете такое пагубное влияние на людей?

– Прекрасная поза! – сказала Розмари Дориану. Прекрасной она не была – скорее даже чересчур небрежной. Но ей просто необходимо было вернуть его к разговору, который они могли бы вести один на один, опустить стекло между ними и остальным миром, чтобы Хелен оставалось только прижиматься к нему носом снаружи. Ее ревность накаляла все вокруг, как лучи безжалостного солнца. Она принялась рисовать с лихорадочной поспешностью. Последние несколько мазков – и с ним покончено, покончено со всей этой страстью – навсегда! Но другой, жесткий голос внутри ее звучал похоронным колоколом: «И какой после этого будет твоя жизнь? Кто ты такая, Розмари Холл, без Дориана Грея?» Розмари заставила оба голоса замолчать и упорно продолжала работать.

Хелен очень нравился созданный вокруг нее ореол опасности и порока. Почивая на лаврах дурной славы, приписываемой ей Розмари, она рассуждала: