У Красной Шапочки не получалось ничего. Точнее, не совсем так: фотопроба прошла на ура, но и только. Когда дело дошло до съемки (Лев Львович решил отснять сцену встречи Волка, то бишь Люми, и Красной Шапочки в лесу), она никак не могла сыграть нужную эмоцию, то бишь не выглядела даже мало-мальски напуганной, хотя, по сценарию, должна была ощутить парализующий ужас.
Возможно, предложи ей Лев Львович какую-то более простую сцену, у нее и получилось бы, но Брюковкин был из тех режиссеров, которые когда учат котенка плавать, бросают его на самую стремнину, дабы если уж научить, то с гарантией.
Красная Шапочка на этой стремнине стремительно шла ко дну, и с каждым мгновением ее отчаяние только росло, так что у нее даже начало немного получаться. Но режиссера «немного» не устраивало, Лев Львович был перфекционистом и твердо вознамерился получить свою звезду на Аллее Славы где-нибудь недалеко от Копполы или Кэмерона. Но с такими кадрами, как Красная Шапочка, вожделенная звезда оставалась недостижимой фантазией.
– Перерыв, негодяи, – Лев Львович хмуро оглядел команду, по-прежнему ожидающую его дальнейших указаний. – Отдыхайте, Чапай думать будет.
И зыркнул на Красную Шапочку фирменным взглядом, каким инквизиторы, должно быть, одаривали подозрительных рыжих дев с черной кошкой под мышкой. У Красной Шапочки все внутри похолодело. К тому же в этот холодный огонь еще плеснул бензинчиком Волк.
– М-да, – сказал он, завязывая шнурки на ботинке, имитирующем когтистую лапу оборотня. – Таким я его еще не видел.
– К-каким? – уточнила Красная Шапочка.
– Если бы он был вулканом, то сейчас на нас летел бы дождь каменьев, – совершенно спокойно объяснил Волк. – Брюковкин только с виду спокойный, все-таки он интеллигентный человек и держится до последнего. Но не дай боже, он взорвется – тогда не уцелеет никто. Извержение Везувия покажется безобидной шуткой.
И тоже одарил Красную Шапочку взглядом, в котором явственно читалось: «и тебе достанется в первую очередь».
Внутренняя Богиня в это время сползла с акации, лежала на земле и рыдала навзрыд, так что удары судьбы держал один Разумей Занудович, сносивший их удивительно спокойно, можно сказать, по-самурайски. Но как раз он-то прекрасно понимал, что удары вполне заслуженные, а будучи пессимистом от природы, объяснил сей факт для Красной Шапочки весьма нелицеприятно.
– «На хлеб зарабатывают руками, а на масло головой», – сказал Юзеф Булатович. Это первое. А второе: «Ничего не делать – отличное занятие! Но какая огромная конкуренция!» Это выражение анонимно. – И после сказанного Разумей Занудович растворился вместе с пейзажем на берегу озерца и обескураженной Девочкой-девочкой.
– И что же мне теперь делать? – спросила Красная Шапочка.
Волк пожал плечами:
– Собраться. Если нет выхода, надо выйти через вход.
От этих слов Красной Шапочке стало совсем тошно. «Он что, прогоняет меня?» – с отчаянием подумала она, причем Внутренняя Богиня, подхватив последнюю мысль, снова зашлась в реве, как сирена, но не сладкоголосая птица Средиземного моря, а ревун, оповещающий граждан о вражеской бомбардировке.
И тут Волк внезапно подмигнул Оленьке и сказал:
– Так, сиди здесь и медитируй, а я пойду вызывать огонь на себя.
– Чего? – не поняла Красная Шапочка.
– Попробую голыми руками убрать с огня раскаленную сковородку, – туманно объяснил Волк и вразвалочку направился к режиссерскому стулу, сидя на котором Брюковкин нервно попивал зеленый, остро пахнущий травами чай.
– Ну вот, а ты говорил, что мы ему безразличны, – торжествовала Внутренняя Богиня, вытирая моментально высохшие слезы.
– Во-первых, ничего подобного я никогда не говорил, – спокойно заметил Разумей, – а во-вторых, рассуждая логически, поведение Волка можно объяснить и без привлечения мелодраматических мотивов.
– Какая тут логика?! – не выдержала Девочка-девочка. – Какой ты все-таки зануда!
Разумей пожал плечами:
– Не зануда, а серьезный, взрослый индивидуум, – поправил он. – Кто-то же должен быть серьезным и взрослым, правда?
Внутренняя Богиня скорчила рожицу:
– Может, твоя логика хоть как-то объяснит то, что произошло дальше? – спросила она вкрадчиво, но в ее глазах, таких же безоблачно-синих, как и у Красной Шапочки, уже вспыхнули торжествующие огоньки…
О чем Волк разговаривал с режиссером, Красная Шапочка знать не могла; читать по губам она не умела, а расстояние между ней и совещающимися было слишком велико, чтобы что-то услышать, тем более что присевший на корточки у стула режиссера Волк, как на зло, говорил тихо.
Достав из клатча зеркальце, Красная Шапочка принялась поправлять то, что, с ее точки зрения, стоило поправить – подводить глаза, подкрашивать блеском губы, поправлять «совершенно неприлично растрепавшуюся» прическу, в общем, делать все то, что составляет если не смысл жизни дочерей Евы, то, по крайней мере, неотъемлемую его часть. Так что появление Серого Волка застало ее врасплох.