– Что с тобой? Я тебя чем-то обидел? Дурной сон? Не та нога во время подъема с кровати?
– Скука! Я же сказала!
Я начала анализировать, не переборщила ли я с агрессией. Мне казалось, что все в меру, и я продолжила экзекуцию:
– Ты напоминаешь художника-педераста.
– Разве?
– Твой костюм!
– Ты считаешь, что так одеваются мастера кисти нетрадиционной ориентации?
– Я считаю, что его носят ненормальные люди! Хочешь знать какой цвет сейчас вокруг тебя?
– Не уверен, что готов к грубости, но вижу, что стоит дать тебе выплеснуться.
Его учительский тон еще больше раззадоривал меня.
– Фекальный! И запах соответствует. От твоей жизни пахнет дерьмом!
– Как и от твоей, – спокойно дополнил он и ушел, оставив меня в одиночестве. Вдруг я почувствовала угрызения совести. Мне стало очень стыдно за мои нападки. Где теперь его искать?
Квартира оказалось намного больше, чем я себе представляла. Некоторые комнаты не были благоустроены, в них даже отсутствовал свет. Я увидела лестницу, ведущую наверх, и медленно направилась к ней. Интуиция мне подсказывала, что именно там обитает человек-загадка, укрывающий свое лицо от моего взора. Оказавшись перед дверью, я тихонько толкнула ее, та завизжала так, будто я причинила ей боль. Я замерла, прислушиваясь, к звукам, но было тихо – ни единого шороха. Посреди комнаты стояла огромная кровать, заправленная красивым шелковым бельем. Окно было плотно завешано тяжелыми шторами. Вдоль периметра висели светильники, похожие на лампадки, они создавали приятную атмосферу, словно я попала в другое измерение или в волшебную сказку.
– Я надеюсь, ты здесь, чтобы извиниться? – его вопрос заставил меня подпрыгнуть. Я увидела еще две двери. Одна из них вела в ванную, совмещенную с туалетом, а вторая была, по-видимому, вроде шкафа.
– Ты напугал меня! – произнесла я недовольно. – Извини. Не знаю, что на меня нашло, но ты с этой газетой в руках… невыносимо.
Он принял извинения и предложил, чтобы я располагалась на кровати. Я настороженно посмотрела на него – взгляд был чист, без тени коварства и похоти. Я уселась на его спальное место, сложив руки на колени, как воспитанник детского сада, наказанный за мелкое хулиганство.
– Ты должна снять эту тряпку и лечь красиво. Понимаешь меня? – произнес он спокойно и исчез в проеме двери, ведущей не на лестницу и не в туалет. Я попыталась обустроиться на его ложе. Как я пойму, что не раскорячена, словно неуклюжая курица, а действительно выгляжу изящно?! Подобного опыта у меня не было, никто никогда не просил меня лечь красиво! Я пыталась приноровиться к новому месту несколько минут, не заметив, что художник уже вернулся с мольбертом и выбирает «угол зрения».
– Так ты все-таки художник? – уточнила я.
– Ага, – произнес он. Правда, гетеросексуал. Надеюсь, я не разочаровал тебя?
Я смущенно опустила глаза и спросила, могу ли взять подушки, чтобы устроиться поудобнее. Он не возражал. Я скользнула по шелку, чувствуя ласку дорого белья и капризно подумала, что это несправедливо: я сплю на обычной бязи в мелкий цветочек. Такие комплекты годами хранятся в пропахших лавандой старушечьих комодах и если уж услуги этого извращенца оплачены, можно было бы выделить приличные простынь и пододеяльник.
– Не надо морщиться! – скомандовала маска. – Не думай ни о чем неприятном. Представь что-нибудь…
– Оранжевое? – глупо хихикнула я, как прыщавый подросток, услышавший на уроке биологии информацию про пестики и тычинки.
Пытаясь представить, как он выглядит, сопоставляя его тело, голос, манеру поведения я пришла к выводу, что он должен быть красавцем. Маска – защита. Он мне не доверяет. Ведь если я выберусь отсюда, могу направиться прямиком в полицию и заявить, что меня похитили. А каким образом описать преступника, лицо которого всегда было скрыто? Я представила, как самозабвенно делюсь с полицейским своими наблюдениями, составляя фоторобот похитителя: у него прекрасное подтянутое тело, торс его немного рельефный – в меру, не жилистый, как у фаната тренажерного зала, похожего на старинную стиральную доску. Я все время боролась с желанием дотронуться до него… Я чуть покусывала губы, думая о том, как руки, колдующие над холстом, совершают путешествие по моему телу. Прилив в промежности говорил о том, что не мешало бы разрядиться. Соски так вздыбились, что я ощущала в них легкое покалывание.
– Тебя возбуждают рисовальщики? – улыбался он сквозь маску. Вдруг я заметила, что он тоже возбужден, в районе паха появился внушительный бугорок. Я слегка раздвинула ноги и инстинктивно подала бедра вперед.
– Я нравлюсь тебе? – спросил мой голос, осмелев. Во мне проснулась похотливая незнакомка, желающая заманить в свою постель трудягу-художника.
– А разве незаметно? – нотки иронии тонули в бархате его голоса, который стал чуть ниже и с легкой хрипотцой от возбуждения. Эта вибрация тревожила мой слух, заставляя желать ее источник еще больше.
– Какой цвет?
Кисть в его руке замерла, рассматривая меня, он с любопытством наклонил голову. Он предложил угадать, каких оттенков его страсть.