Пятерка Мечей

Его «Ауди» одиноко стояла у закрытого храма. Через пару минут Артем уже выехал на перекресток, по которому должно было проехать такси. К счастью, на этот раз его предположение оказалось правильным, и машина проехала именно по той улице и в ту сторону. Чуть приотстав, он следовал за красным такси, которое через двадцать минут остановилось. Это был район Санкт-Петербурга, где проживал Павел Васильевич Касимов.

– Что ж, братец, я не ошибся! – ликовал Артем. – Это вы, господин Касимов, собственной персоной! Ваше переодевание меня не обмануло!

Он вышел из машины и проводил чиновника до самого дома. Когда тот вошел в свой подъезд, Пономарев с облегчением вздохнул. Теперь у него нет сомнений, – милейший Павел Васильевич интересуется кем-то из жильцов театрального дома. Кем? И почему? Как получилось, что он сам принялся за слежку? Дело это для него непривычное. Видно, что-то личное, очень важное, заставило его повести себя так неразумно. Но самое удивительное, что Касимов сам стал объектом наблюдения, ни о чем таком не подозревая.

– Что за странная круговая порука? – думал Артем по дороге домой. – В чем тут, все-таки, дело?

В театральном доме погасло последнее окно. Жильцы либо спали, либо пытались это делать. Кто мечтал о будущем, кто плакал о прошлом, а кто разбирался в настоящем.

Инженер Авдеев в очередной раз брюзжал на жену, обвиняя ее в черствости и равнодушии.

– Боже мой, Люда! – трагически восклицал он, ворочаясь в темноте на своем диване. – Тебе на все плевать! Ты витаешь в каких-то глупых мыслях, а то, что происходит вокруг, тебя не интересует! Ты словно чужой, посторонний человек…

Людмила Станиславовна не возражала. Она старалась не слышать, о чем там недовольно бормочет ее Володя. Куда приятнее было думать о новой работе, о директоре… Дмитрий Сергеевич сегодня подвез ее домой на своей машине. В общем, ничего особенного в этом не было. Он часто оказывал подобную услугу и другим сотрудницам, если им приходилось задерживаться на фирме допоздна. Но…в глубине сердца госпожи Авдеевой, непривыкшей к вниманию со стороны мужчины, зрело теплое, затаенное чувство, в котором она не смела признаться себе. Ей нравился Дмитрий Никитский, она ощутила давно забытое влечение к мужчине, и это ее обрадовало и испугало. Она позавидовала жене директора. Ей казалось, что она видит в Никитских идеальную семью. И все же…

Внешне ее жизнь с мужем не изменилась. Просто он все больше становился ей неприятен. Ну, и сны, конечно. Отвратительные, мерзкие сны, тяжелые, как глыбы бетона, из-под которых она с трудом выкарабкивалась по утрам. Хмурые рассветы наводили на нее тоску, тут же исчезающую, едва Людмила Авдеева выходила из ненавистной квартиры. Она словно окуналась в волны света, несущие ее на теплых крыльях к далекому и несбыточному счастью. Впрочем, это она раньше так думала, что для нее уже все кончено. Сейчас ее мнение изменилось. Появилась надежда, слабенькая, как первый весенний росток. Но все же это была надежда!

С Людмилой Станиславовной произошло непонятное событие. Она имела не особенно крепкое здоровье, но в обморок ей падать не приходилось. И вдруг, вечером, задержавшись после рабочего дня на фирме, она почувствовала дурноту. Глаза застелила белая пелена, звуки померкли, и ее ватное тело опустилось в какой-то душный туман…

Сквозь забытье она ощущала, как чьи-то сильные руки поддержали ее, не позволив упасть. Этот жест помощи был нежным и полным любви. Людмила Станиславовна не могла думать, она воспринимала происходящее чувствами. Мужчина, который наклонился над ней, был Дмитрий Сергеевич, – она это знала, хотя ни шевельнуться, ни открыть глаза не могла. Он, едва прикасаясь, целовал ее лицо. Вероятно, ему казалось, что она ничего не видит и не слышит. Это было и так, и не так…

– Бедная девочка, – шептал Никитский. – Ты ведь не хочешь и не можешь с ним жить. Не хочешь идти домой. Так можно до смерти замучить себя… Зачем ты все это с собой делаешь?

На самом деле Дмитрий Сергеевич ничего такого не говорил. Он это думал. Между ним и Людмилой Станиславовной установилось такое единение, что мысли свободно перетекали от одного к другому.

Людмила Станиславовна безмерно удивлялась. Выходит, Никитский испытывает к ней совсем не те чувства, которые показывает? Не одно только уважение и сочувствие, а нечто большее? Или она принимает желаемое за действительное, и это с его стороны только жалость? Откуда он знает о ней самое сокровенное? Никто из сотрудников фирмы не знает подробностей ее семейной жизни.

– Я люблю тебя…и не могу смотреть на то, что ты делаешь с собой, – подумал директор.

– А как же твоя жена? – подумала в ответ Людмила Станиславовна. – Как же ваши отношения?

Госпожа Авдеева мучительно хотела прийти в себя, разобраться, что происходит с ней и Дмитрием Сергеевичем, но не могла. Никитский поднял ее безвольное, обмякшее тело и отнес в соседнюю комнату, где сидел ночной дежурный. Там стоял большой кожаный диван, на который он аккуратно опустил Людмилу Станиславовну.