Пятеро детей и чудище

Однако, когда она протянула продавщице ладошку с тремя своими гинеями, а ее ладошка, надо сказать, была к тому времени уже изрядно грязной, потому что Антея не позаботилась надеть перчатки перед тем, как спуститься в карьер, молодая леди в черном шелковом платье сперва очень строго посмотрела на нее, потом подошла к другой леди, тоже в черном шелковом платье, но пожилой и некрасивой, они шепотом поговорили о чем-то и вернули Антее ее деньги. И сказали, что эти монеты теперь не в ходу.

— Но это же хорошие деньги, — возразила Антея. — И они мои собственные.

— Надеюсь, — ответила пожилая леди. — Но только в наши дни такими не пользуются, и мы их у тебя не возьмем.

— Наверное, они подумали, что мы их украли, — сказала Антея остальным, выйдя из магазина на улицу. — Если бы я надела перчатки, никому бы и в голову не пришло, что дело нечисто. Всему виной мои грязные руки.

Поэтому дети зашли в лавку поскромнее, и девочки выбрали себе хлопчатобумажные перчатки, по шесть пенсов и три фартинга за пару, а потом попытались расплатиться гинеей. Продавщица в очках долго рассматривала ее, после чего заявила, что у нее нет сдачи. В итоге расплачиваться за перчатки пришлось все из тех же двух шиллингов и семи пенсов, на которые Сирил собирался купить кроликов. Еще девять с половиной пенсов ушли на зеленый кошелек из кожи под крокодила. Дети обошли еще несколько близлежащих лавочек, в которых продавались игрушки и духи, шелковые платки и книжки, всевозможные почтовые наборчики и фотографии местных достопримечательностей. Однако в тот день в Рочестере никто не хотел дать сдачи с гинеи. Дети ходили из одной лавки в другую, их руки и лица становились все более грязными, а волосы все более неопрятными. Вдобавок ко всему Джейн поскользнулась и упала на дорогу в том самом месте, где только что проехала водовозка. А кроме того, они сильно проголодались, но купить что-нибудь съестное на гинеи никак не удавалось. После неудачного посещения двух кондитерских детям так сильно захотелось есть (Сирил сказал, мол, это от запаха пирожных), что они шепотом договорились об отчаянном плане совместных действий, который немедленно и привели в исполнение. Они дружно ввалились в третью кондитерскую (на вывеске значилось: «Кондитерская Биля») и, прежде чем кто-либо успел вмешаться, каждый схватил с прилавка по три еще тепленьких сдобных булочки, сложил их все вместе, раскрыл пошире рот и откусил от всех трех сразу. С набитыми ртами дети стояли, держа в руках двенадцать надкушенных булочек. Ошарашенный кондитер выскочил из-за стойки.

— Вот, возьмите, — произнес Сирил насколько мог внятно и протянул кондитеру приготовленную еще на улице гинею. — Это за булочки.

Мистер Биль схватил монету, попробовал ее на зуб и сунул себе в карман.

— Убирайтесь, — сказал он коротко и жестко.

— А сдачу? — спросила Антея, бережливая от природы.

— Сдачу? — рявкнул кондитер. — Я сейчас тебе такую сдачу покажу! Вон отсюда! И скажите спасибо, что я не послал за полицией, чтобы выяснить, где вы это взяли.

В городском саду наши новоявленные богатеи покончили с булочками, однако, хотя пахнущее изюмом сдобное тесто волшебным образом приподняло их дух, даже самая стойкая душа противилась мысли о том, чтобы отправиться в «Голову сарацина» к честнейшему мистеру Билли Пизмаршу, дабы приобрести экипаж и лошадей. Мальчикам эта затея совсем не нравилась, но Джейн неизменно надеялась на лучшее, а Антея умела настоять на своем, так что под их напором мальчики уступили.

Вся компания, к тому времени уже неописуемо грязная, двинулась в «Голову сарацина». Метод нападения с тыла, который столь блестяще оправдал себя в «Шахматной доске», был применен и на этот раз. Мистер Пизмарш стоял во дворе конюшни, и Роберт приступил к делу в следующих выражениях:

— Мне сказали, что у вас в продаже имеются экипажи и лошади.

Дети заранее условились, что говорить будет Роберт. В книгах написано, что лошадей покупают всегда джентльмены, а не леди. Сирил же уже сделал свой ход в «Синем кабане».

— Вам сказали чистую правду, молодой человек, — кивнул хозяин конюшни.

Это был голубоглазый мужчина с тонкогубым, неулыбчивым ртом, высокий и худощавый.

— Мы бы хотели купить лошадку-другую, — сказал Роберт учтиво.

— Сделайте милость.

— Не покажете ли, какие у вас есть? Чтобы мы могли выбрать.

— Вы что, шутки шутить пришли? — не выдержал хозяин. — Кто вас прислал?

— Честное слово, — заверил его Роберт, — мы хотим купить несколько экипажей с лошадьми. Один человек отозвался о вас как о наичестнейшем и наиучтивейшем продавце, и как-то не хочется думать, что он ввел нас в заблуждение.

— Святые небеса! — воскликнул хозяин. — Неужели я должен вывести всех своих лошадей пред светлые очи вашей милости? Может, мне еще в епископские конюшни послать и узнать, нет ли там парочки рысаков на продажу?

— Да уж будьте добры, — сказал Роберт, — не сочтите за труд. Это будет так любезно с вашей стороны.

Мистер Пизмарш засунул руки в карманы и как-то нехорошо рассмеялся.

— Эй, Уильям! — крикнул он.

В дверях конюшни появился сутулый конюх.