Пятеро из Рубежного Легиона. Том 2 (СИ)

Истошный вопль не прекращался — он усиливался и разрастался, вбирая в себя все новые и новые голоса, превращаясь в невидимую мрачную тучу, заполонившую небо над Благоградом.

Вопль настиг легионеров на пороге их временного пристанища.

Внутри у Субботина что-то оборвалось. Он первым заскочил в дом, чувствуя неладное.

Так и есть.

Ни Мизинца, ни оружия, ни дангов, ни гениального технаря.

Пусто.

— Вот мы лоханулись! — присвистнул Безымянный. — Они точно за железякой подались. А салабон радостно впереди всех побежал! Ну что, командир, в погоню?

— А может, их местные того… — предположил Средний.

— В погоню, — угрюмо согласился Большой.

Для всех будет лучше, если пропавшие — беглецы, а не пленники.

Или уже…

Осмотрелись внимательнее — признаков борьбы нет. Шансов на то, что их недавние «попутчики» ушли сами — прибавилось.

Земляне вышли на крыльцо и тотчас попали под град камней и разваливающихся на лету комьев глины — все, что попадало под руку, швыряли в них справы.

Молча.

Яростно.

Истошный вопль, в котором продолжал утопать город, уже утратил первоначальный накал отчаяния и скорби — превратился в глухой утробный вой. Теперь он не взметался неистово к небесам, а расползался по земле — колючий, злой, беспощадный…

Но вой доносился издалека.

А здесь, возле дома, никто не нарушал тишину.

Лишь звонкие шлепки глинистой грязи, да тупые удары камня о дерево и о человеческую плоть…

Легионеры заскочили внутрь и забаррикадировали дверь.

Через несколько минут послышался холодный голос седобородого:

— Выходите или спалим…

— Началось… — тяжело вздохнул Субботин.

— С чего они так озлобились? — нервно гримасничая, свернул голову набок Безымянный. — Может, попутали что? Отмажемся или свалим все на дангов. Гореть я буду только в аду, а раньше — ни за что не согласен!

Он быстро разбросал лавки, отпихнул стол от входа и потихоньку высунул нос за дверь.

Справы больше не кидались. Они стояли с застывшими лицами и ждали.

— Ну, пойдем, чего уж, — понуро предложил связист, смиряясь с поражением. — Все равно нам не отбиться. Они вон уже своих жеребцов-драконов привели. Точно, говорю, сожгут.

Земляне медленно один за другим выскользнули на крыльцо, и лица их застыли, точно как и у тех, кто пришел к ним «с мечом».

Справодел преобразился до неузнаваемости: куда подевались его бегающие глаза? Куда исчезли порывистость и чувственная колесница его слов?

Мраморно-бледный в светлом одеянии со стеклянным взглядом, не сулящим добра, — он походил на памятник великому полководцу, и верное «войско» готово было в любую секунду лишь по взмаху его руки перегрызть горло любому врагу.

— Мы думали, что встретили просто заблудившихся странников, — ожил городской старшина и завопил гневно: — Вы обманули! Затуманили нам глаза и разум своей колдовской пеленой! Вы — посланцы зла! Убийцы! Кровь избранного на ваших руках!

И только теперь толпа взвыла, и снова потянулись руки за камнями и комьями…

— Эй! — возмутился Безымянный. — Ты пургу не гони! Мы вот только что с тобой разговаривали. Алиби у нас! Понял?! Железобетонное!

— Ничего не знаю, ни с кем я не разговаривал, — отмахнулся седобородый. — Кроме вас, никто не посмел бы совершить это убийство. — И приказал своему «войску»: — Пока не лишайте их жизни. Вяжите и в хлеву заприте. Придумаем им казнь самую мучительную и самую ужасную.

Толпа взревела и ринулась вперед. Землян стащили с крыльца, бросили на землю, потчуя острыми пинками и разъяренными ударами кулаков, скрутили, стянули веревками так, что хотелось выть от боли.

Но легионеры молчали.

Легионеры терпели.

Быть бы живу.

И особо не сопротивлялись.

С толпой шутки плохи.

— Остальные где? — грозно спросил Справодел.

— Разве они не у вас? — скривился Субботин, сплевывая кровь.

— Обыскать дом! — велел своим «полководец».

Никого не нашли, потому еще раз выместили кипящую злобу на пленниках.

Потащили, поволочили на окраину города под неистовые дикие возгласы, под жуткое ржание вислоухих чудовищ…

В хлеву было спокойно.

В хлеву не били.

Путы ослабили, а затем все-таки сняли совсем. И земляне раскинули свои ноющие избитые тела на мягком душистом сене. Рядом блеяли вроде бы овцы — из-за сплошной перегородки живность не разглядеть.

Безымянный, кряхтя и постанывая, поднялся первым. У него закалка. Его в свое время побивали и дубасили бессчётное количество раз. Он отыскал грязное корыто с водой, видимо, поилку для домашнего скота. Осторожно смыл с разбитого лица кровавые подтеки и нервно расхохотался:

— Мизинец — предатель, дангам продался! Чего и требовалось ожидать. Были бы наши стволы на месте, разве бы мы здесь оказались? Я с него сам шкуру с живого спущу! Па-д-ла-а-а-а!

Услышав его плескания, к корыту потянулись и остальные легионеры.

— Теперь полная безнадега, командир? — сипло спросил Средний.

— Увидим, — морщась, ответил Субботин, промывая крупную ссадину на левой скуле.

Гвалт снаружи постепенно стих, толпа распалась, растеклась ручейками по близнецам-улицам и абсолютно не отличающимся от них переулкам. Значит, скоропалительной казни не намечается, и пора подумать о побеге.