Пятисотлетняя война в России. Книга вторая

«Господин генеральный прокурор! — писал Минкин. — Конституция России в ст. 29 говорит: „Не допускаются пропаганда или агитация, возбуждающие социальную, расовую, национальную или религиозную ненависть и вражду“. Уголовный кодекс РФ в разделе „Государственные преступления“ в ст. 74 говорит: „Умышленные действия, направленные на возбуждение национальной, расовой или религиозной вражды, на унижение национальной чести и достоинства, пропаганду… неполноценности граждан по признаку… национальной или расовой принадлежности… совершенные должностным лицом, наказываются лишением свободы до 5 лет… А в случае, если эти действия повлекли гибель людей или иные тяжкие последствия, — до 10 лет“.

Директор ФСБ генерал армии Барсуков заявил: „Чеченцы либо убийцы, либо бандиты, либо воры“. Таким образом, генерал Барсуков совершил государственное преступление. Поскольку он не частное лицо, а один из силовых министров, в его подчинении десятки тысяч вооруженных людей, обязанных беспрекословно выполнять приказы своего командира. Если, как утверждает Барсуков, все живые чеченцы — убийцы, бандиты или воры, то хорошие чеченцы — это мертвые. Эти кремлевские взгляды, очевидно, и есть идеологическое обоснование бомбежек городов и ювелирного применения установок залпового огня.

Мы никогда не обольщались по поводу интеллекта генерала армии Барсукова. Но его детское объяснение, что боевики прорвались и ушли в Чечню, потому что слишком быстро бегают босиком, поставило точку в вопросе об умственных способностях шефа ФСБ. Если Федеральная Служба Безопасности в руках такого человека, то, уважаемый генеральный прокурор, нет сомнений — ОТЕЧЕСТВО В ОПАСНОСТИ!»

Почувствовав себя сильными, как никогда с 1986 года, красные, уже не стесняясь, открыто говорили, как они собираются отомстить всему населению России, которое даже не подумало защитить своими телами родную партию от демократов в 1991 году. «Все отправятся в лагеря и на трудовое перевоспитание!» — грозили на митингах провокатор Анпилов и генерал Варенников. Опубликованная Зюгановым программа, где невнятно говорилось о том, что коммунисты сохранят в стране все виды собственности, вызвало яростный визг собравшихся за его спиной безработных парторгов и обвинение в предательстве «интересов народа». Парторги, оставшиеся без должностей, стали пролетариатом конца XX столетия. Они хором вопили, что Зюганов скатился в социал-демократическое болото. Сам Зюганов успокаивал их тем, что парткомы будут восстановлены на всех предприятиях независимо от форм собственности.

«Вздор и утопия!» — сказал бы по этому поводу товарищ Ленин.

«Товарищи! — скрипучим голосом вещал перед разволновавшимися парторгами генерал Варенников. — Ошибается тот, кто считает, что Геннадий Андреевич Зюганов склонился в сторону социал-демократии. Это ошибка, товарищи! У нас есть еще программа-максимум, которую мы еще не опубликовали!»

Зюганов был спрошен, что это еще за программа-максимум, которую коммунисты держат в секрете. Зюганов ответил, что генерал Варенников уже впал в старческий маразм и нечего слушать, что он несет.

Но и программа-минимум у Зюганова была замечательной: повсеместное увеличение зарплат, пенсии, восстановление вкладов, резкое увеличение производительности труда и уровня жизни населения. На вопрос, где он возьмет на все это деньги, лидер коммунистов делал загадочное лицо и говорил о каких-то 300 миллиардов долларов, которые российские граждане держат от греха подальше в западных банках. Как он намерен их вернуть? Путем возбуждения уголовных дел. Как в старые времена: будем держать в заключении и бить до тех пор, пока сам не вернешь. А потом расстреляем.

В своих теоретических выкладках вождь коммунистов шел еще дальше. Он сам, будучи крупным ученым, и его ближайшие политические и экономические соратники предвидят, что поток западных субсидий после их прихода к власти может прекратиться, и коммунистическая власть может столкнуться с «голодными бунтами». Но мы готовы и к этому, не вдаваясь в подробности пояснил Зюганов. Он мог бы добавить: «Всегда готовы!» Как поступали коммунисты во время голодных бунтов, все еще хорошо помнили.

«Страна, — вещал далее вождь-робот, — теряет продовольственную независимость благодаря широкому импорту продовольствия из-за границы. Там, где теряется продовольственная независимость, там теряется и политическая! Мы прекратим импорт продовольствия из-за границы и поддержим отечественного сельхозпроизводителя».

Без сомнения, коммунистам было невыносимо больно смотреть на заставленные товарами магазины, как когда-то в партийных спецраспределителях. Еще больнее было видеть полное отсутствие очередей, которые во времена их правления были основным признаком покойного СССР. Очереди за всем: за колбасой, за мукой, за сахаром, за носками, за колготками. Народ должен всю жизнь проводить в очередях, борясь за выживание, а не умничать! Другими словами, товарищ Зюганов снова подтвердил, что не боится голодных бунтов.