Пятицарствие Авесты

— Правда, — просто отвечала женщина. — Во время общения с Богом на некоторых из нас снисходит святой дух, который говорит их устами с остальными.

— Ну вот! — укоризненно сказал Евгений. — Дайте женщине сесть.

Он подал ей стул, единственный в гараже, остальными сиденьями были табуретки.

— Мне интересно, племянница, вот как ты, простая, грешная женщина, которая и выпить — выпивала, и… Вот насчёт других грехов я не буду — не знаю потому что, — как ты святой-то стала? — спрашивал Петрович.

— Стала вот.

— Но ведь ещё полгода назад… Да ещё меньше… ты думала по-другому! — он казался растерянным.

— Когда-то надо задуматься о душе, о вечном… Ты, вон, тоже поменял свои взгляды на частную собственность.

— Ну уж нет! Просто правила игры изменились. Я был против этого, но вы приняли новую Конституцию, и я вынужден жить по новым правилам. Хотели капитализма — получите капитализм. У меня соседка есть… Всю жизнь проработала уборщицей в конторе, в общежитии. Так ждала этого капитализма! Спрашивал её: зачем он тебе, ведь кто-то будет богатым, кто-то бедным. Смеялась, говорила: все будут богатыми. Молчит теперь, не смеётся.

— Бедными, богатыми, зато не коммунистами.

— Но при коммунистах-то все были равны, а сейчас только и слышно — средний класс. Если есть средний класс, значит, есть низший класс и высший?

— Это жизнь, дядя.

— Вот от этой жизни некоторые и сбегают в секты.

— Петрович, оставь в покое человека, — решил вмешаться Колычев. — Ты мне звонила? — продолжал он.

— Звонила. Аня ответила, что вы в гараже. Я хотела спросить, не знаете ли вы что-нибудь об Анатолии.

— Нет, ничего… Я только сейчас узнал, что он уехал.

— Неделя уже прошла, а я не знаю, что и думать.

— Зря ты волнуешься, Тамара, — сочувственно сказал Петрович.

— Мне тоже кажется — зря. Ведь это же не первый раз с ним.

— Не первый… Но мне всё равно что-то тревожно. Короче, я буду у Ани. Разузнайте, что сможете, — она встала, надела свою песцовую шапку и вышла из гаража.

— Я даже не знаю, чем помочь, — проговорил Владимир.

— Я знаю, — сказал Колычев. — Я знаю знакомых Анатолия. У меня есть телефоны.

Завтра всё будет известно.

Он помолчал, потом, обращаясь к Виктору, сказал:

— Ладно, одевайся, я отвезу тебя, — а прощаясь, поблагодарил за помощь и пообещал позвонить при нужде.

Однако случилось так, что Виктор простыл, выйдя вспотевшим на открытый воздух в морозную и ветреную погоду. Более десяти дней он принимал различные антибиотики, но простуда не проходила, и в конце концов был вынужден пойти в больницу, где его немедленно направили на флюорографию. Но после этого у него появилась надежда на новые лекарства, более эффективные, как казалось, и можно было попытаться ими воспользоваться. Прошло пять дней после посещения поликлиники, но кашель не проходил, и в это время ему сообщили, что звонили из больницы с требованием немедленно прийти на приём к врачу. Виктор, озадаченный, вынужден был явиться к терапевту, принимавшему его в последнее посещение.

Пожилая женщина-врач, осмотрев его, сказала укоризненно:

— Что ж вы, молодой человек, не следите за своим здоровьем? У вас двустороннее воспаление лёгких. Вот так! Вам надо на стационар.

— Может быть, подождём, доктор? Только что новые лекарства начал принимать.

— Нет, мы ждать не будем. Вот вам направление, соберите, что надо, медсестра вам объяснит, и сегодня же, до полудня, будьте любезны быть, где надо.

— Как скажете, — не противился уже Виктор.

Вернувшись домой и собрав кое-какие вещи, к одиннадцати часам находился уже в приёмной терапевтического отделения, где вынужден был подождать, оказавшись свидетелем необычной сцены, происходящей там. Посреди комнаты стояла девчушка лет четырнадцати-пятнадцати, а около неё — медсестра в верхней одежде, как оказалось, со «скорой помощи», и немолодая уже женщина с измученным, усталым лицом, очевидно, мать ребёнка, бывшего в центре внимания медсестёр, появлявшихся и тут же исчезавших куда-то. Вскоре к девочке подошёл молодой доктор, осмотревший её и слегка насмешливо обратившийся к ней:

— Ну и что ж ты выпила? Какие таблетки?

Медсестра со «скорой» передала ему какую-то упаковку.

Виктор наконец понял, что девочка пыталась отравиться, а доктор, осмотрев упаковку, всё так же с лёгкой насмешкой вновь спросил ребёнка:

— Что, жить устала? — потом помолчал и, не дождавшись ответа потупившейся девчушки, сказал: — Так ты ж ведь и не жила ещё.

Потом он порекомендовал что-то матери пострадавшей и ушёл так же неспешно, как и появился, а Виктор подумал, что ему, не имевшему представления о специфике больничной повседневной жизни, трудно понять её особенности.