Пятнадцать ножевых (СИ)

Трепались мы около получаса и я почувствовал после разговора какую-то легкость. Томилина была начитанной, подхватывала мои шутки...После ее звонка я сел и задумался. А что мне теперь, собственно, делать? Здесь, в прошлом. восьмидесятый год, СССР покатился под откос. Дальше гремящие девяностые, войны, экономическая разруха. Даже в Москве приятного будет мало. Я открыл паспорт Панова, еще раз посмотрел прописки. Да, Орел. Центр страны. Закончу ВУЗ я в следующем году. До распада Союза меня распределят в интернатуру какой-нибудь больницы. Лечебный факультет — это все, кроме педиатров и стоматологов. Совсем скоро придется выбрать специальность и долбить только ее.

Горбатиться в девяностых в разваливающейся областной больнице? Увольте. Это развлечение для мазохистов. Значит, надо устраиваться в Москве. Но как? Лизать задницу Шишкину, чтобы дали теплое местечко в ЦКБ? Пожалуй, Лизу, несмотря на ее маман, я смогу окрутить. И ее папа даже успеет выбить новой семье квартиру. Но что потом? Жить примаком? Противно.

Уехать зарубеж? Как только откроют границы — в Европу и Штаты рванет хренова туча моих коллег. Смогут устроиться — далеко не все. Неудачники, поджав хвост, вернутся обратно. Наши дипломы надо подтверждать, язык должен быть на высшем уровне — а ну как не поймешь пациента и неправильно составишь анамнез?

Мои размышления прервал новый звонок. Это был Давид.

— Мэн, дуй ко мне на Арбат! Тут таких цыпочек удалось подцепить!

— Да я...

— Знаю, что с Лизкой. Просто постоишь рядом, типа второй пилот. А потом разбежимся, как я подцеплю блондинку

— ...а Лизуну потом настучат. Нет, Дава, давай без меня.

— А еще друг!

Ашхацава бросил трубку.

Нет, что за день сегодня такой?

Дошел до почты и купил талончик на межгород. Три минуты, больше не надо. Заодно приобрел в булочной половинку хлеба. Мне за глаза хватит, гостей не намечается. Картошки нажарю, налопаюсь — и спать. Депрессия, что ли? Или просто замахался?

Но сначала — телефон. Короткие переговоры с оператором, шипение в трубке, гудки. Женский голос, чуть усталый. Или спросонья?

— Слушаю.

— Привет, мам. Это я. У меня всё хорошо, никаких новостей...

И всё. Судя по разговору, маму Андрея беседа не то чтобы не интересовала, но была где-то на втором плане. Номер отбыли, поговорили. Сказал, что если особой срочности не будет, свяжемся недели через две. А откуда звоню? Да от приятеля. И всё. Пара уточнений про учебу, дежурные напоминания о теплых вещах. Даже стандартный вопрос всех мам «когда приедешь?» не прозвучал. И ладно. Устраивает женщина свою жизнь, пускай. Ей ведь за сорок уже, хорошо, что шанс появился. И мне об этом не думать.

*****

В понедельник первой парой была лекция по терапии. Я сам подсел к грустному Давиду. Он был небрит, волосы взлохмачены. Такое ощущение, что не спал всю ночь.

— Ну как? Дала блондинка?

— Динамо весь вечер крутила, — мрачно отозвался друг. — Пять рублей на них потратил. Если бы ты приехал...

— Динамо бы крутили нам обоим, — резюмировал я. — И высадили бы нас на чирик. Слушай анекдот в тему. Новый.

Ашхацава оживился: — Давай!

— Едут в поезде блондинка, брюнетка и шатенка. Блондинка говорит: — Я люблю трахаться со спортсменами. Быстро прибежал, быстро трахнул, быстро убежал. — А я — говорит брюнетка — с военными. На счет раз пришел, на счет два трахнул, на счет три ушел. — А я — вступает в разговор шатенка — люблю трахаться с индейцами. Дети природы. Трахаются как звери. Тут поезд тормознул...

Я посмотрел на студентов, что повернулись к нам, на Ашхацаву. Вспомнил, что он абхаз, а не грузин. И очень обижается, когда путают.

— Падает абхаз с полки: — Разрешите представиться — мастер спорта, майор Чингачгук!

Давид рассмеялся первым. За ним все, кто сидел рядом с нами. Девушки морщились, но некоторые тоже хихикали. И тут в аудиторию зашел лектор. Посмотрел недовольно, принял рапорт от старосты. Ох уж эти полуармейские замашки, жить без них не могут.

Открылась дверь, вошла Лиза. И правда, не заметил ее с утра. Или не смотрел? В любом случае, кататься на себе не позволю. Девчонка видная, но жить с ней и постоянно чувствовать незримое присутствие ее мамы — не моё это. Пановы в неволе не размножаются.

В перерыве не пошел никуда, сел, делал вид, что пишу что-то. Не было никакого желания идти, с кем-то общаться. Что ни говори, а интересы этих ребят для меня пока не очень близки. Прожил я уже всё это.

Но попытки посидеть и пожалеть себя любимого потерпели полное фиаско. Что кто-то ходит мимо меня туда и назад, я краем глаза заметил, но голову поднимать не стал. Наконец, женские ножки остановились и замерли. А я все сижу, глаз не отвожу. От пола и тетрадки своей.

— Андрей, — позвала девушка.

Робко так, будто долго собиралась. Хотя почему «будто»? Минуты две ходила, решалась. Ба, да ведь это Серафима Голубева! Некрасиво с ней вышло, мой косяк. Но что жалеть о том, что случилось? Но сейчас мне размазывание по щекам слез видеть хочется еще меньше. Поэтому я максимально нейтрально ответил:

— Привет, Сима.

— Мне с тобой поговорить надо.

— Слушай, ну сказано уже всё...