Пятнадцать ножевых. Том 2

Английский мой, конечно, тот еще. Я неплохо пишу и читаю, хуже разговариваю, и совсем хреново слышу. Поэтому, если приходилось, всегда просил говорить медленно и употреблять по возможности слова попроще.

Солк, конечно, красавец. Есть такой тип людей, которые с возрастом не выглядят хуже. Понятно, что ему далеко за шестьдесят, но выглядит он на все сто. Процентов, не лет.

— Speak English? — спросил он.

— A little, mister Salk.

— The name’s Jonas, please.

Вот это поворот! Как если бы на русском он мне предложил на «ты» перейти!

— Спасибо, Джонас, я Эндрю. Извините за акцент, практики маловато. Но я могу продемонстрировать настоящий ужас. Зыс из стронг рашен эксэнт. Андерстэнд? — произнес я в лучших традициях нашей средней школы без языкового уклона. — Вы можете так говорить, если встретите грабителей в Гарлеме. Гарантирую, ваши деньги останутся с вами.

Джонас смеялся так, что опрокинул чашку с кофе. Сказал, что вне всяких сомнений даже самые страшные негры человека с таким акцентом не только не тронут, а вызовут ему такси за свои.

— Мой русский еще хуже и я знаю плохо совсем, — сказал он.

Да уж, тут еще догадаться надо, что он говорит. Папа с мамой Джонаса, как оказалось, были простыми еврейскими эмигрантами (опять!), только из Польши, так что пара десятков слов в активе у него осталась.

Я попытался рассказать ему про наши изыскания. Ничего нового по сравнению с тем, что будет в «Ланцете». Да у меня просто не хватило бы словарного запаса выдать секреты, даже если захотел бы. Зато Солк пел соловьем. Как здорово, что такой молодой человек в самом начале пути оказался причастен к большому открытию. Надо только не почивать на лаврах и так далее. Я даже заподозрил было, что Джонас из прогрессивной половины человечества, но тут он бросил такой взгляд на проходящую мимо официантку, что мои подозрения мгновенно рассеялись.

А потом он и вовсе огорошил меня. В оперу пригласил. Венскую. Блин, да туда билеты стоят… А ему организаторы выдали парочку. Вот он и решил подкормить молодое дарование. В память о работе с Майклом и Анатолем, такими замечательными ребятами из России. Я тупо хлопал глазами, и тут до меня дошло, что это он про Чумакова со Смородинцевым. Блин, наверное мне это снится. Где я, а где академики?

Ясное дело, пойду. Послушаю какую-то «Ле нотсе». Надеюсь, не засну. Пусть только попробует Галушко не пустить, я не я буду, если не упрошу Цинева послать этого деятеля на архипелаг Новая Земля искать шпионов среди белых медведей!

Договорились с Солком встретиться завтра и обсудить детали. А я пошел гулять по фуршетному залу — просто полюбоваться. И стал богаче еще на три визиточки — от какого-то мужика с испанским акцентом, немца из «Байера» и англичайника из «Глаксо». Красивые, хоть в рамочку вставляй. Буду любоваться долгими зимними вечерами.

* * *

Понятное дело, «Столыпин» в номере потребовал отчета обо всем. Я честно и сказал, что подходили такие и такие, спрашивали про исследования. А большой друг нашей страны профессор Солк пригласил меня посетить оперу. Вот буквально послезавтра вечером.

Чекист завис. Он думал, наверное, с минуту, потом, вероятно, прикинул, что секретоносителем я не являюсь, да и научники не артисты какие-нибудь, бегают за свободой намного реже. Потому что понимают — эйфория от ста сортов колбасы пройдет, и окажется, что вокруг всё занято. И ты со своим корявым инглишем мало кому нужен. Да, пробиваются, становятся лауреатами всяческих премий и прочее. Единицы. Остальные так и остаются прозябать на третьих ролях.

— Иди, прямо сейчас в магазин при опере — договаривайся об аренде смокинга.

А Галушко то оказался нормальный. Совет дельный дал.

Я помчался в оперу, меня там обмеряли, дали номерок с моим заказом.

Кстати, когда проходили мимо афиши, посмотрел, что дают. Оказалось, мне предложено посетить «Свадьбу Фигаро» Моцарта. Спектакль длинный, часа три с половиной. А антракт всего один. Надо будет получше выспаться, наверное.

Стоило мне пойти вернуться, как я обнаружил, что Галушко, совершенно не стесняясь, залез в мой чемодан и теперь изучал мой блокнотик. Мне бояться нечего, там у меня исключительно сведения про австрийских коммунистов для выездной комиссии, нечитабельные заметки по докладу, да еще разговорник мой. К счастью, никакой крамолы. Фраз типа «Я советский гражданин и прошу предоставить мне политическое убежище» и «Не знаете, где тут можно продать сведения, составляющие государственную тайну?» там нет. Исключительно про утюги с кипятком. А самая первая — моя коронка. «Заген зи мир во ди советише ботшафт ист» — звыняйте, я с перепою заблудился, где тут советское посольство? Это я сам придумал, как раз на такой случай. Пригодилось, надо же.

Галушко, самец козы, даже не смутился. Зря я его поторопился в нормальные записать. Гэбэшник пролистал до конца блокнотик и положил на край моей кровати.

— А я смотрю, вы сувениры пристроили уже, — доверительным тоном произнес он. — За сколько удалось сдать?

Как же, жди, так я тебе и рассказал. Чтобы ты в отчетик свой записал?