Пятнадцать ножевых. Том 3

— Это такой риторический вопрос? На троих только бери, у меня тут в гостях парень из Орла.

* * *

Мы сидели у открытой балконной двери и лениво попивали пиво с вяленым лещом. Это был мой вклад в дружеские посиделки. Давид, веселый и загоревший, описывал практику в сухумской горбольнице, Мельник интересовался статями молодых абхазок, с которыми по уверениям Ашхацавы все было на пятерку. Помимо местных жителей, в рассказе присутствовали раскованные туристки из Москвы, Ленинграда и даже почему Мытищ. Всех их Давид смог очаровать своей широкой кавказской натурой, объятия нижних конечностей распахивались сами собой.

— Как же Сима? — поинтересовался я насчет бывшей пассии.

— А что Сима? — ненатурально удивился «князь». — С нее не убыло, перезванивались через день. Звал к себе, обещал отдых на озере Рица, но у нее тоже практика в московской больнице. Да и родители без энтузиазма отнеслись.

— Так вы не расстаетесь?

— Мы женимся! — уверенно произнес Давид.

Тут я, конечно, обалдел.

— Серьезно?

— Серьезней некуда. Мне московская прописка нужна, чтобы зацепиться с распределением за столицу. Я поработал в Сухуми и скажу тебе — спасибо, не надо. Курортная медицина там на уровне, но что делать остальные 7 месяцев? Смотреть на шторма и прописывать анальгин старушкам? Сплю и вижу. Можно, конечно, посмотреть на операционную, в которой сам Вишневский у стола стоял, но поверьте, она ничем от остальных не отличается.

— А Сима в курсе твоих матримониальных планов? — поинтересовался я.

— Еще нет, но за ней дело не станет, — Давид полез в карман, достал оттуда золотое кольцо с бриллиантом. Карата так на два, — Смотрите! Дядя Темир подогнал.

Мельник заинтересовался, взял в руки, попробовал камень на бутылке с пивом.

— Настоящий?

— Аккуратнее, — Давид забеспокоился. — Выпадет еще.

— И когда собираешься делать предложение? — я задумался, говорить Ане о планах друга, или промолчать? Передаст все сестре — а Серафима возьмет и откажет Давиду. Так-то муж из него выйдет хреновый. Если хотя бы половина того, что он рассказывает про свои каникулы в Абхазии — правда, то московским медсестрам, фельшерицам, докторицам стоит приготовиться. Нет, не буду ничего говорить — пусть сами разбираются. Небось Сима не первый год знает Давида, все его плюсы и минусы... Но я бы посмотрел на еврейско-абхазскую свадьбу. Должно быть весело.

— Ближе к концу года, — Ашхацава убрал кольцо, достал белый почтовый конверт. — Надо еще понравиться родителям Голубевой. Они меня считают неперспективным. Смотрите.

Жестом фокусника Давид достал из конверта четыре билета с печатями.

— Пугачиха! С Раймондом Паулсом. Совместный концерт в ДК МАИ.

— Тоже дядя Темир?

— Он.

— А почему какой-то вшивый ДК? — я взял билеты, рассмотрел. Все верно, авиационный институт.

— Что значит вшивый? — обиделся Давид. — Да там крутой концертный зал на тысячу мест! Хотел тебе с Аней предложить, парное свидание, все дела, но тебе-то во «вшивый» ДК небось пойти не захочется... — подколол меня «князь».

— Да уж как-нибудь переживу, — покивал я. — Подавлю подушку, поразглядываю голых велосипедисток из Англии, — я небрежным жестом достал плакат «Квинов», распахнул его. — Перед заездом на стадионе «Уэмбли», город Лондон.

Глаза Мельника остекленели, даже привыкший ко всему Давид открыл рот.

— Дай! Это... тот самый?! Где?!

— Что? Не слышу! Какой-то шум в ушах.

— Пан!!!

— «Я в восьмом ряду, в восьмом ряду», — я помахал плакатом перед носом вскочившего Ашхацавы. — «Меня узнайте мой маэстро...»

* * *

После того, как все пиво было выпито, лещ съеден, а британские велосипедистки в лице советского жюри из трех нетрезвых парней получили свои баллы на конкурсе красоты, разговор свернул на политику. Я даже сначала не понял, как такое случилось. Давид обратно в Москву ехал на поезде, попутчик включил «вражьи голоса» на радиоприемнике — друг наслушался всякого разного. Начал нам пересказывать. В первую очередь про Польшу. «Солидарность» против какого-то Кани — первого секретаря пшекского ЦК. В правительстве уже фигурирует Войцех Ярузельский и дело идет к военному положению. Но еще не дошло. Весь вопрос стоит так — с советскими танками или без.

— Первая отвалится Польша, — размахивал плакатом подвыпивший Давид. — Тридцать пять миллионов жителей спят и видят в гробу это социалистическое братство. Никакими танками их не удержать. Потом отвалится Чехословакия и Венгрия. Думаете, они забыли 68-й и 56-й год? Варшавскому договору хана. В центральную Европу зайдут американцы с англичанами. Привет, НАТО.

Я поразился точности прогноза. Все ведь так и будет.

— Потом Прибалтика. Знаете, как нас там не любят?

— Слушай, Давид, харэ гнать на Союз, — набычился Мельник. — Я за него кровь проливал. Поляки, хрен с ними, пусть проваливают. Не велика потеря. А Союз мы разваливать не дадим! Не ты строил — не тебе ломать!

— Но жить-то мне!

— А что, поди плохо живешь?!

— Плохо! Вот где жизнь! — Ашхацава помахал еще раз велосипедистками, — Где хочешь селись, никаких тебе выездных комиссий и парторгов, прописок. Во что хочешь верь. Дефицита никакого!