Пятнадцать ножевых. Том 5

— Дело твое. Полезай в машину. Времени еще много, подумаешь. Ты врач, станешь уважаемым человеком, заработаешь, построишь большой дом, в Союзе такие деньги не получишь.

С трудом забравшись в кузов, я сел на какие-то мешки, попытался упереться ногами в борт. Сейчас будет трясти. Как в воду глядел — амортизаторов у таратайки, похоже, вообще не было. Но мои конвоиры воспринимали все философски, даже умудрялись, подпрыгивая, курить свою дрянь.

В полях работали местный пейзане. Сеяли мелочь какую-то. Мак, что ли? Посевная сейчас? Спросить не у кого, двое из ларца вряд ли ответят. Дыметь они горазды, прямо как персонаж из анекдота про любителя курить и женщин, который не мог выбрать, что же нравится больше.

Ехали долго, несколько часов. Я полностью пропитался пылью, афганский песок уже даже не скрипел, а хрустел на зубах. Разумеется, никакой границы я не видел, столбов с гербами тоже не наблюдалось. Останавливались один раз на небольшой привал, во время которого весь наш коллектив, включая железнозадых курильщиков, молчаливого водилы, обладателя философски настроенного лица, Ахмеда, и меня, оросили окрестности. Машинист баранки долил бензина из канистры.

Ехали дальше без остановок, если и проезжали населенные пункты, то это были в основном дуканы на десяток домишек. Еще раз сделали привал на обед, подольше. Зажгли костерчик, вскипятили воду для чая, разогрели какие-то консервы. Как я и ожидал, торгаш снова начал вариации на темы «оставайся, мальчик, с нами».

— А тебе с этого какая польза? — не выдержал я. — Ты ведь деньги получишь, за офицера, да еще и врача. Или за мой переход в мусульманство гонорар больше?

На «гонораре» он тормознул на секунду, наверное, слово для Ахмеда новое, но он быстро понял смысл и начал рассказывать, что не всё измеряется деньгами, есть и духовные обязательства — за новообращенных больше шансов в рай попасть.. Ага, я уже поверил, заверните еще одну штуку, очень понравилось.

— А вот эти крестьяне, они мак сеяли? — вспомнил я сельхозработы по ходу движения. Да и тему сменить не мешало бы, слишком уж топорно агитирует дядя.

— Да, — спокойно подтвердил он. — Здесь больше ничего не растет, а людям жить на что-то надо.

Конечно, приезжают вот такие, как ты, дают под мак весьма солидный по местным меркам аванс, а кто другое сеет, ничего не получает. Вот через пару лет и растет только одна сельхозкультура.

Блин, а какое число сегодня? Двадцать восьмого вроде выехали? Нет? Третий день пошел? Я потерял счет дням. Как писали в психиатрических историях болезней — за текущей датой не следит.

— Какой день сегодня? — спросил я у единственного доступного источника информации. — Первое октября?

— Да, — кивнул торгаш.

Ночевать, если в кузове грузовичка всё есть, довольно просто. Остановились в любом удобном месте — и пожалуйста. Я спал в поистине царских условиях — две кошмы, чай, и две лепешки с половиной банки американской тушенки. На вкус похуже отечественной, кстати.

Ахмед не то устал за день, не то счел, что хватит и уже сказанного, но молчал. Вот и спасибо ему. Единственный хороший поступок. То, что он меня кормит и прочее, к делу не относится. Эта тварь едет меня продавать, и ничего больше.

* * *

Утром всё повторилось — та же дорога с испытанием позвоночника на прочность, пыль и зной. Вот только мы нигде не останавливались, даже чтобы помочиться. Гнали как на финише. Так и оказалось. Просто в какой-то момент показался городок, возле которого мы свернули в поле. Оно было огорожено забором с колючкой и вышками. В центре стояли все те же местные мазанки, что и в городке. Паслись ишаки. Идиллию нарушил азан — пора идти на молитву. Опять Аллах Акбар, Ашхаду, Хаййя, дальше уже неразборчиво. Главное, перепутать с чем бы то ни было трудно. Кстати, местный муэдзин делал это без электроники, через обычный жестяной рупор.

Подъехали к воротам, я глянул наверх. Нет, никаких надписей типа «Труд освобождает» или «Каждому свое» тут не было. Нам просто отодвинули шлагбаум и мы въехали внутрь. Ну здравствуй новый дом. Милый дом.

Глава 18

Однако грузовик всё ехал и ехал. Ряды палаток с вкраплениями мазанок, казалось, растянулись до горизонта. Между временным жильем бегали дети, ходили женщины. Мужиков было меньше. Да и движение на этих импровизированных улочках не сказать чтобы было интенсивным. Но при гигантских размерах лагеря встреченных были тысячи.

Мы проехали этот уродливый город, наверное, насквозь, и остановились перед весьма условными воротами из колючки. Ахмет вылез из кабины и куда-то ушел, коротко бросив пару слов своим охранникам. Те знаками показали, что пора на выход. Я примерился, и аккуратно слез на землю. Колючка в пять ниток, за ней дворик небольшой, две мазанки примерно одинакового размера, без окон, где-то десять на пять. Довольно хлипкие на вид двери распахнуты настежь.