Пятнадцать ножевых

Судя по всему, моя кровать у окна. На ней одежда не развешана. Заглянем в тумбочку. Ого, а я Серафиму обманул немного. Невольно покривил душой. Тут лежат богатства, для Москвы восьмидесятого года невиданные. Это всё равно что в двадцать втором найти под стеклом на столе бумажку с паролем от кошелька, на котором хранится сотня-другая биткоинов. Потому что обнаружить в это время легендарный самый первый Walkman — вообще нереально. Синяя с серебром коробочка стоила каких-то безумных денег и людей, у которых есть такая штука, я не знал. То есть не было даже знакомых знакомых, владевшие таким. А тут даже чехольчик в виде книжки есть. И вторая пара наушников, чтобы слушать вместе с подругой. Не фирменных, но тоже симпатичных. Горка кассет, штук двадцать, если не больше. В основном TDK, тот самый псевдохром, вечная пленка, но есть и несколько отечественных. Коробочка с батарейками «Уран М». Куда же без них, плеер жрет как не в себя, только успевай менять.

Музыкальный вкус у парня, мягко говоря, эклектичненький. Кто в здравом уме будет записывать на одну сторону Led Zeppelin, а на другую — Демиса Руссоса? Для себя и для девиц? Ладно, с этим потом разбираться буду, не критично. Паспорт, выдан в мае семьдесят шестого, временная прописка в общаге, предыдущее место жительства — город Орел. А я там ни разу в жизни не был, только мимо на поезде проезжал. Студенческий, штампик за пятый курс проставлен. Понятное дело, человек собирался покупать билеты на поезд за полцены, вот и озаботился. Зачетка. Главный документ студента. После почитаю, как я тут учился. Читательский, с той же фоточкой слегка испуганного выпускника средней школы. Комсомольский, профсоюзный. Сколько же всяких документов! Военника нет, но это понятно, сборы после пятого курса, лейтенант медслужбы запаса, на руки после выпуска.

Ба, да Панов и книжки читает. На нижней полке нашелся дефицитный Дюма, «Три мушкетера» и «Графиня де Монсоро». А под ними, завернутый в оберточную бумагу, Мандельштам, серия «Библиотека поэта». Больше сотни сейчас стоит, и не найти. Месяц по кабакам ходить можно, если продать. Хотя вряд ли студент был поклонником поэзии: книгу даже не открывали. Наверное, лежит стратегическим запасом. Как и макулатурные издания. Преподу за сложный зачет вручить. Книга — лучший подарок, ага. А это что? Теория вероятности? Фейнмановские лекции по физике? Ничего себе, грамотный парень!

Ну, и тут же одеколончик «Миф» от латышей. Довольно пристойный, кстати. Вот им рубашка у Панова и пропахла. Хорошо, хоть не «Тройник» какой-нибудь. А бритвенные лезвия «Ленинград» — печалька. Хоть бороду отпускай. Даже самый затупившийся «Жиллетт» лучше. Хотя вон вдали есть пластиковый контейнер «Шик». Можно продолжать бриться. Сраный дефицит.

Под кроватью чемодан с барахлом. Посмотрим, что тут припасено. Нет, определенно Андрюша — богатый жених. И щеголь. Кроме той пары джинсов, что на нем, в чемодане лежат еще «Ливайсы». Футболки несоветские — аж четыре штуки. Рубах разных кабы не пять, одна джинсовая. Свернутый черный кожаный пиджак. Он что, подпольный миллионер? Что парень с таким гардеробом делает в общаге? Если у него или родителей есть деньги на все эти, по советским меркам, несметные богатства, почему он не снимает квартиру?

А вот еще одна вещь, судя по всему, самая дорогая. Потому что спрятана за подкладкой чемодана. Записная книжка. Лежит вместе с конвертом, в котором три сиреневых двадцатипятирублевки соседствуют с двумя полтинниками. Неплохая сумма, даже для Москвы. Поглубже нашлась сберкнижка. Дайте я сяду, что-то ноги меня не держат. Тысяча сто рублей. Расхода почти нет, два раза по сто пятьдесят, а приходы странные, то полтинник, то двести. Скопил за два года.

А записная книжка — тут вообще черт ногу сломит. Сотни телефонов, от просто Коль и Свет до Виктора Анисимовича из МГИМО и Вадима Феликсовича из Минторга. С такими знакомствами, конечно, можно только дивиться скромности парня, у которого всего две пары джинсов. Но кто кем Панову приходился, я не знаю. Загадочка, конечно.

А на нескольких последних страницах — похоже, список долгов. Только толку мне с него чуть. Запись «Ф 35 23 м» ни о чем не говорит. Большинство строчек, кстати, зачеркнуто. Осталось две… три… семь. Если считать число после буквы суммой долга, то Андрей ждал двести шестьдесят два рубля. Больше всех — от какого-то К, этот умудрился залететь с трех раз аж на сто тридцать карбованцев.

В замке зашевелился ключ и я быстро спрятал бумаги куда-то вглубь залежей одежды. Нечего светить перед посторонними.

* * *

Ожидаемо это оказался Давид. Примчался с занятий. Хозяйственный, картошку принес и подсолнечное масло. Плюс хлеба половинку.

— О, выпустили тебя? — он поставил авоську на пол и обнял меня. — С возвращением. А что это они так раздобрились?

— Да поговорил с лечащим врачом, он вошел в положение. Надо ему чего-нибудь отвезти в благодарность.

— А я тупая башка, не догадался, — огорчение явно не притворное. — Надо было вчера ему хоть коньяку пузырёк подогнать.