Пятнадцать ножевых

Вроде все шло хорошо, я ни одного промаха со своей стороны заметить не мог. Даже мама начала разговаривать чуть теплее. Не как с тараканом, а как с бродячим котом, наверное. Скорее всего, сочли неопасным. Типа, ладно, студент, живи, обхаживай нашу дочь, но на большее не рассчитывай.

С чего разговор соскользнул на тему Джуны, я уже и не помню. Кто-то что-то сказал — и вот уже радикально изменившаяся Анна Игнатьевна с придыханием рассказывает, какая эта Джуна молодец и какие у нее уникальные силы, которыми она излечивает почти всё, чем люди могут только болеть. И это во врачебной семье!

Наверное, я совершенно неприлично расслабился, потому что в здравом уме промолчал бы, стараясь не заржать в голос. Люди хотят верить во всякую ерунду, так зачем им мешать? Свои мозги всем не вставишь. Поэтому только временным помрачением рассудка можно объяснить, что после рассказа о научной комиссии, которой сама Джуна милостиво продемонстрировала превращение пресной воды в соленую я брякнул:

— Надо было не ученых приглашать, а фокусников. Они бы быстро объяснили такой феномен.

Папаша с Лизой вылупились на меня в удивлении, мамаша насупилась.

— Вы ничего не понимаете, Андрей, — заметила Анна Игоревна. — Джуна лечит, — она понизила голос, наверное, для того, чтобы я понял, какую важную информацию мне сейчас доверят, — даже членов Политбюро!

— Значит, дела в стране совсем плохи, если возле власть имущих появляются такие фигуры.

Я еще не договорил последнее слово своего совершенно невинного с точки зрения участников светской болтовни двадцать первого века замечания, как до меня дошло, что сделал я это напрасно. Ответ последовал незамедлительно:

—Очень жаль, что вам придется уйти. Но у Николая Евгеньевича совершенно нет времени, он работает над статьей, — морозоемкость взгляда и слов Анны Игнатьевны достигли рекордных пяти кубов в секунду.

Глава 8

В воскресенье я отлеживался и занимался домашними делами. Отмыл окончательно квартиру, прошел квест — постой в трех очередях, чтобы купить колбасу и сыр. Ну и остальные продукты. Олимпиада закончилась, в столице начал ощущаться привычный дефицит всего. Не такой конечно, как в регионах — с длинными очередями, но в магазинах клювом щелкать не приходится. Выкинули что-то — быстрый рывок. А еще второй — на кассу..

Где-то в обед позвонила Лиза. Попыталась, причем явно с чужих слов, провести со мной воспитательную беседу. Дескать, очень неаккуратно я высказываюсь, надо быть сдержаннее. И вообще, пока я ем — я глух и нем. Прям как с ребенком говорила. Я вспылил, предложил маман Шишкиной сходить к онкологам. И поинтересоваться, что бывает, когда больной раком идет не к врачам, а к шарлатанам. Джуна почему взлетела на кремлевский Олимп? У главы Госплана Байбакова умирала любимая жена от рака. Он перепробовал все способы лечения, но ничто не сработало. Отчаявшийся муж, схватился за соломинку — ему порекомендовали нетрадиционные методы. И Джуну. Он вызвал ее в Москву, пристроил в ведомственную клинику. Разумеется, она не спасла жену Байбакова. Но зато про Джуну написала Комсомолка. Дескать, целебное биополе, наука не все знает, такие дела... И пошла всесоюзная слава. Народ то нынче не избалованный информационным развратом. Верит почти всему, что пишут газеты.

Лиза обиделась на мою отповедь, кинула трубку.

Не успел я отойти от телефона — он опять разразился трелью. Звонила Томилина.

Елена стала расспрашивать меня, чем закончилось купание в Москва-реке. Не заболел ли я.

— Не важно, сколько ты проплыл... — пропел я в трубку переделанную рекламу Ментоса: — - Со скорой свежесть ты ощутил...

— Ого! Да ты певец, — удивилась Лена. — И голос какой приятный, глубокий.

— Это ты так ко мне подкатываешь? Имей в виду! У меня будет много поклонниц-фанаток.

— И в каком же жанре планируешь выступать? — засмеялась Томилина

— Уже купил электрогитару. Сейчас как вдарим роком по скучной советской эстраде. Сначала гастроли по Союзу, потом Штаты и Европа.

— Силен! Во вторник Лебензон тебе устроит гастроли и поклонниц с фанатками...

Трепались мы около получаса и я почувствовал после разговора какую-то легкость. Томилина была начитанной, подхватывала мои шутки...После ее звонка я сел и задумался. А что мне теперь, собственно, делать? Здесь, в прошлом. восьмидесятый год, СССР покатился под откос. Дальше гремящие девяностые, войны, экономическая разруха. Даже в Москве приятного будет мало. Я открыл паспорт Панова, еще раз посмотрел прописки. Да, Орел. Центр страны. Закончу ВУЗ я в следующем году. До распада Союза меня распределят в интернатуру какой-нибудь больницы. Лечебный факультет — это все, кроме педиатров и стоматологов. Совсем скоро придется выбрать специальность и долбить только ее.

Горбатиться в девяностых в разваливающейся областной больнице? Увольте. Это развлечение для мазохистов. Значит, надо устраиваться в Москве. Но как? Лизать задницу Шишкину, чтобы дали теплое местечко в ЦКБ? Пожалуй, Лизу, несмотря на ее маман, я смогу окрутить. И ее папа даже успеет выбить новой семье квартиру. Но что потом? Жить примаком? Противно.