Эйсон, раскинувшийся среди своих рисунков, был прекрасен, даже символичен и абсолютно сюрреалистичен — обнаженное совершенное тело поверх десятков портретов, на которых была изображена та, с которой он сейчас и готовился слиться. Янис-Эль хотела позвать его в спальню, на нормальную кровать, где не придется ссаживать коленки о камень пола и не будет риска пошло натереть копчик, но вдруг поняла, что все должно случиться именно так и именно здесь. В мастерской, которая была центром жизни Эйсона Несланда и среди картин, которые, в свою очередь, были центром его личности.
Так что Янис-Эль только прихватила со стоявшего в углу кресла подушку и вновь опустилась на пол рядом со своим горе-супругом, который тут же притянул ее к себе с протяжным стоном.
— Тише, тише, — вновь зашептала Янис-Эль. — Я здесь. Я с тобой. Все будет хорошо. Мы не будем торопиться. У нас вся ночь впереди, красивый мой. Забудь о зелье, не думай о предателе, который тебя им опоил. Здесь только ты и я — твоя, черт побери, законная жена. И между нами нет ничего такого, чего тебе надо было бы стыдиться.
Сместившись с поцелуями ниже, Янис-Эль устроилась на коленях между ног Эйсона и коснулась губами его налитой плоти, скользнула языком, вызывая ответный стон. Эйсон метался, сминая пальцами листы с портретами Янис-Эль. А она сама буквально растекалась от любви и нежности.
Предстояло выяснить, каково это — трахаться в чужом, эльфийском теле. В том, что Янис-Эль досталась Саше Иртеньевой далеко не девочкой, сомнений не было. Что ж, тем проще. И ей самой, и Эйсону. Вновь сместившись выше, к лицу горе-супруга, Янис-Эль поцеловала его в зажмуренные глаза и в губы, а после внимательно осмотрела, продолжая медленно ласкать его рукой. Вот ресницы Эйсона дрогнули, и он наконец-то решился взглянуть на Янис-Эль. В его глазах не было страха или отвращения, а лишь возбужденное нетерпение.
— Сейчас, красивый мой, — пообещала Янис-Эль, глупо улыбаясь непонятно чему.
Припасенная подушка удобно легла под задницу. Эйсон выдохнул, почти застонал и навис сверху.
— Сейчас, — повторила Янис-Эль скорее себе, чем мужу, и обвила его за бедра ногами.
— Ах, — вскрикнул Эйсон. — Я… Драконовы боги!
Отвечая стоном на каждый толчок, Янис-Эль обхватила ладонями его ягодицы, то притягивая их к себе, то немного ослабляя захват, чтобы Эйсон мог свободно двигаться. Оргазм был уже близок, и она решила с ним не тянуть, искренне полагая, что достичь его одновременно с партнером — это что-то из разряда фантастической небывальщины. Но Эйсон кончил если и не в один момент с ней, то сразу после. А потом скатился в сторону и закрыл глаза, еще и для верности закинув на лицо согнутую в локте руку.
Пребывая в посторгазменной неге, Янис-Эль прижалась к нему всем телом, обвила гибкой кошкой, уткнулась лицом в изгиб потной шеи. И через какое-то время с замиранием сердца почувствовала, как пальцы Эйсона легко огладили ей кромку уха…
Глава 28
Эйсон еще спал. Янис-Эль торопливо разделась, прошкандыбала по ледяному полу совершенно выстуженного к утру замка к кровати и забралась под одеяло. Там было тепло и пахло сексом. Янис-Эль с наслаждением принюхалась, пристроила, повозившись, замерзшие ступни к жарким ногам мужа и затихла, наслаждаясь.
Эта ночь была длинной. Очень длинной. Эйсона никак не отпускало зелье. И Янис-Эль в итоге теперь ходила той самой «пингвиньей» походкой, которую некоторое время назад все пыталась обнаружить у дора Халльрода. Горячая ванна с травами, в которой она просидела почти час по рекомендации деловитой и абсолютно серьезной Агнессы, к которой пришлось сбегать, проснувшись, действительно помогла.
Янис-Эль была благодарна знахарке и за травы, и особенно за эту самую профессиональную серьезность. Рассказывать о своих специфических проблемах все же было стыдновато. Зато вспоминать о причинах их возникновения — приятно до сладкой дрожи где-то внизу живота. Все в строгом соответствии с аксиомой о том, как именно надо жить: чтобы рассказать стыдно, а вспомнить сладко. Картинки одна соблазнительней другой так и мелькали у Янис-Эль перед внутренним взором. В спальне Эйсона имелось довольно большое и удачно расположенное зеркало, и то, что периодически всплывало в темном стекле и выхватывалось боковым зрением, заводило не по-детски.
Согревшись, Янис-Эль захотела нежности. Не почти звериного, жесткого, полного страсти секса, которого было в избытке, а именно нежности — прикосновений, медленных ласк, легких поцелуев… Пробравшись рукой под одеялом, она бережно коснулась груди Эйсона, а потом двинула пальцы вбок, желая нащупать бархатистую мягкость соска. Эйсон вздрогнул, и тут же рука Янис-Эль оказалась в захвате.
— Что это ты задумала?
Голос Эйсона был холодным и абсолютно не сонным. Янис-Эль вздохнула. Значит, не спал, а лежал и притворялся бревном, чтобы выиграть время и понять, что надо после всего произошедшего говорить и как на это все реагировать.
— Хочу тебя потрогать. Просто потрогать, Эйсон.
— Ночью не натрогалась?
— Нет.