На самом краю, у водостока, сидели трое. Янис-Эль видела только их почти призрачные на фоне местной луны силуэты, причем в профиль, но от этого видение становилось только еще более странным и невероятным. Дальше всех сидел огромный Черт, рядом Ангела, которая в силу того, что была девочкой, оказалась меньше размером, а потом, ближе всего к двери, разместился Жиробас. И при этом вся троица, синхронно разевая пасти и задирая головы, орала на луну. Воем, вроде волчьего, эти звуки было назвать трудно. Мяуканьем тоже. Одно можно было сказать точно — это было совершенно отвратно, невероятно громогласно и невыносимо жалостливо.
— Чертик, Ангела! — неуверенно позвала Янис-Эль, но на нее не обратили внимания.
«А ну прекратить, если и дальше на халяву жрать хотите!» — рявкнула она уже ментально, и это возымело мгновенное действие. Кадехо тут же захлопнули свои огромные пасти. Вовремя не сориентировавшийся Жиробас еще вывел последнее противное «Мяу-у-у!», и наступила тишина.
— То-то, — проворчал Тарон и повернулся уходить.
— Пресветлый дор, — окликнула его Янис-Эль. — Раз уж вы здесь…
— А где ж мне еще быть в это время суток? Неужели ж в постели? — язвительно откликнулся начальник Академии. — Предупреждаю — еще раз…
— Я про завтра, — перебила Янис-Эль. — Я завтра на занятие вечером прийти не смогу. Меня… вызывают поговорить про Несланд Эльц. Джоанна передала…
Тарон обернулся, смерил Янис-Эль внимательным взглядом. После так же придирчиво осмотрел Джоанну и кивнул.
— Тогда перенесем на послезавтра. Спокойной ночи, пресветлые доры. Надеюсь, все оставшееся время она действительно будет именно такой.
— Спокойной ночи, — заунывными голосами привидений в заброшенном доме откликнулись Янис-Эль и Джоанна, глядя в удаляющуюся спину Тарона, а после отправились к себе. Впереди, задрав хвост, важно шел Жиробас, следом — щенки кадехо, и позади всех брели две резко протрезвевших студентки.
Джоанна улеглась первой, милостиво позволив маргаю греть себе ноги, и тут же размеренно засопела. Янис-Эль, забравшись в кровать и велев Черту с Ангелой не издавать более ни звука, привычно загасила свечу легким ментальным посылом и уютно свернулась клубком. Алкоголь еще бродил в крови. Настроение сделалось томным. Но поскольку применить его было не к кому, оставалось лишь вспоминать и фантазировать. Например, о том, как когда-то удалось подсмотреть за сексуальными игрищами самого короля. А вдруг получится что-то типа того с Эйсоном? Что он, интересно, поделывает сейчас в своем далеком замке? Спит уже, наверно. Почитал детям и спит. В кровати. Голым… Одеяло оставляет открытыми его широкие плечи и руки, обхватившие подушку… И узкую породистую ступню… И стройную щиколотку, нежность кожи которой Янис-Эль так и ощущала под пальцами… Эх… Сейчас бы потянуть это самое одеяло вниз, медленно обнажая гладкость кожи, ямочки над ягодицами и сами эти завлекательные холмы, украшенные двумя маленькими родинками…
От видения Янис-Эль взмокла и скинула с себя свое одеяло. После замерзла и снова укуталась. Покрутившись так с полчаса, она все-таки решилась. Вытащила из кармана подаренное ей Эйсоном кольцо и сжала его в кулаке, как когда-то кольцо пресветлого лира Бьюрефельта. А после потянулась разумом к далекому Несланд Эльцу и к комнате в его самой высокой башне…
Мелодия души Эйсона, как и он сам, в очередной раз показалась Янис-Эль бесконечно красивой и манящей. Она подтянула себя поближе, ориентируясь на этот сказочный звук, и, наконец, увидела. Эйсон не спал. В этом Янис-Эль ошиблась. Зато в главном угадала верно — ее горе-супруг лежал в кровати и был совершенно обнажен. На мгновение стало неловко. Подсматривать — дело, конечно, хорошее, но полезное не всегда. Вот так сунешь нос, куда не следовало, и увидишь то, что лучше бы не видеть… Так, как она однажды и сунула, после чего приключился у нее развод… Но Эйсон, к счастью, был один. Хоть и занимался тем, чем лучше бы заниматься вдвоем. Его глаза были прикрыты, а рука ритмично двигалась по предельно возбужденному члену.
Янис-Эль смотрела, затаив дыхание и мечтая лишь об одном — оказаться рядом. Наконец, Эйсон застонал, запрокидывая голову и стискивая челюсти. Еще несколько рваных, резких движений, и, наконец, облегченный вздох…
«Интересно, о ком ты сейчас мечтаешь, любовь моя? Хотелось бы верить, что обо мне», — подумала Янис-Эль. Эйсон же у себя в спальне отчаянно выругался, нетерпеливо вытерся углом простыни, загасил между пальцев огонек свечи и замер, постепенно успокаивая дыхание. Наступившая темнота укутала его тело и скрыла лицо. Но Янис-Эль не нужно было его видеть — облик супруга и так врезался ей в память слишком сильно. Непозволительно сильно для человека… или, вернее, эльфийки, которая не очень-то верила, что ее чувство когда-то перестанет быть безответным. Все-таки хорошо, что она уехала. Разлука поможет ей самой справиться с ненужным взрывом эмоций. Да и Эйсону даст время разобраться с собой…