Пятнистая смерть

Нет воды в пустыне, а вы растете.

Не кровью ли павших вы живы, ковыли древние, ковыли седые, ковыли, трепещущие на ветру?

Куруш сгоряча зарубил топором пятерых телохранителей - самых быстрых, самых удачливых, первыми догнавших сака. Они старались ради награды - они получили награду. Во имя Ахурамазды, мудрейшего из божеств. Аминь.

- Где же это мы очутились? - проворчал Куруш, отбушевав и успокоившись.

Персидское войско находилось в огромной круглой котловине, окаймленной со всех сторон голыми каменистыми холмами, похожими на прилегших отдохнуть двугорбых и одногорбых верблюдов. Из котловины был один выход - та узкая лощина, что пролегла от пустыни в сердце гор, точно след исполинской змеи.

- А где обоз, где повозки с едой, водой и стрелами? - вопросил царь. - Отстали?..

И догадались черные птицы из стран заката, что зарвались и в горячке влетели прямо в сеть, в хитро расставленную ловушку.

- Назад, в лощину! - крикнул Куруш.

Персы ринулись назад.

Но из устья лощины в них ударил такой густой вал тростниковых стрел, что выход из котловины был тут же завален горою конских и человеческих трупов.

Затрубили рога.

Зазвучала, перекидываясь от отряда к отряду, краткая, резкая, лающая команда.

Пехотинцы бросились к краям котловины, упали на правые колена, прикрылись большими щитами и выставили вперед длинные копья. Их тройной непробиваемый круг охватил всю котловину.

Внутри этого плотного круга тут же образовался новый - из босых и полуголых пращников и пеших стрелков.

Так, примыкая изнутри кольцо к кольцу, в несколько мгновений изготовились к бою щитоносцы, легкая конница лучников, тяжелая конница копейщиков, закованные в медь секироносцы - телохранители царя царей.

И в самой середине, как паук в паутине, затаился, усевшись на барабан, Куруш.

Стемнело. Холмы слились в один черный и сплошной круговой силуэт, подпирающий зубцами и выступами темно-синий котел неба.

Саки не нападали.

Персы не разжигали огней, чтобы не осветить себя для сакских стрелков, и котловина казалась холодной ямой, темной пропастью без дна, уходящей в глубь земли и ведущей прямо в потусторонний мир.

Только в просторном шатре, разбитом для царя и его советников, пылал большой факел. Телохранители старательно завесили вход, чтобы свет не вырывался наружу.

Молчание.

Такое, какое бывает в недружественном оазисе в те первые мгновения, когда чужое племя, только что завершив трудный переход, останавливается в тени финиковых пальм, и кочевники, отряхнув с ног красную пыль, садятся у родника передохнуть.

Они еще не кинулись к воде. Вода не уйдет. Не спешат разгружать верблюдов. Успеется. Просто сидят и молчат. В усталых глазах удовлетворение, слабые улыбки - долгий путь окончен. И в тех же глазах уже сквозит тревога - как встретят их жители оазиса? Не напрасно ли дети пустыни тащились в этакую даль? Не лучше ли было бы остаться там, откуда они явились?

Но тревога эта еще смутна, неясна - люди отмахиваются от нее, как от мухи. Будь что будет. Поздно о чем-либо сожалеть. "Если вода дошла до носа, уже безразлично, поднимется ли она выше..."

Куруш бесшабашно махнул рукой, вытянул ноги и блаженно закрыл глаза.

Страшный грохот, раздавшийся прямо над ухом, сорвал повелителя с места и опрокинул на спину. Он запутался в одеждах, забарахтался в них, точно грудной ребенок в пеленках. Унизительная поза. Положение, не приличествующее царю царей. Позор!

- Какая тут с-скотина с-стучит в барррабан? - прорычал Куруш, поднимаясь и заикаясь от испуга и злобы.

Бледные советники с глубоким недоумением глядели на царя и друг на друга. Барабан? Ни у кого из них не было в руках барабана.

И вновь - громоподобный грохот!

Двойной удар по туго натянутой ослиной коже.

Сперва - краткий, приглушенный, нанесенный одновременно ребром ладони и полусогнутыми пальцами:

- Длунг!

И тут же - с маху, крепко сжатым кулаком, раскатистый, мощный, упруго звучащий:

- Таннн!

И долго отдавалось и замирало в холмах:

- Гу-у-у...

Видно, кто-то забавлялся снаружи у шатра. Нашел место и время, стервец!

Царь - брызгая слюной и сатанея:

- С-сюда меррзавца... кожу содрать! Нет, я сам... горло перегрызу.

Он выскочил из шатра, за ним вывалились в темноту советники.

- Какой шакал тут шумит? - бешено прошипел Куруш.

- Не знаем, - послышался в ответ испуганный шепот. - Сами диву даемся. Где-то грохочет, а где - не понять.

- Длунг-таннн! - оглушительно прокатилось над котловиной. И застонало в холмах: - Гу-у-у...

- Что за наваждение? - закричал Куруш. - Обойти котловину! За волосы на висках приволочь по земле собачьего сына, который там вздумал развлечься. Пусть, негодяй, воет от боли.

Телохранители обежали все отряды, но никакого "собачьего сына" обнаружить не удалось.

Воины сами были поражены не меньше, чем начальники, ужасающим грохотом, не смолкавшем над головой.

Персы бросались направо - удар барабана раздавался слева.

Персы кидались налево - грохот слышался справа.

Персы устремлялись вперед - гул доносился сзади.

Они возвращались назад - барабан стучал впереди.

Они поднимали головы кверху - у них гудело под ногами.