Пятнистая смерть

— Что, если кречет сойдется с мышью? Кречет — сын просторов небесных, под облака он привык взлетать, парить над пустыней. Мышь — дочь глубоких нор, навеки она привязана к темной пещере. Может ли жить жизнью кречета мышь? Нет. Бездонное небо — не для подземных тварей. Как их норы, узок их мир, ничего им не надо, кроме душных дыр, набитых зернами злаков степных. А юный кречет? Сможет ли он жить мышиной жизнью?

Томруз требовательно, как вчера — отец, смотрела на сына.

И сын, как человек, только что проснувшийся, удивленно и недоумевающе смотрел на мать.

— Может быть, и сможет, — сказала Томруз уничтожающе. — Но тогда ему надо выщипать крылья и хвост. Не летать — карабкаться, не дичью питаться грызть семена. Понимаешь ли ты свою мать, о Спаргапа?

— Нет! — В голосе юнца сквозила обида. — Почему ты сравниваешь Райаду с мерзкой мышью?

Ух, эти матери! Вечно у них все не так. Встречалась на свете когда-нибудь мать, что не ворчала на сына? Попадались где-нибудь в мире матери, которым нравились бы подруги их сыновей? Старухи смотрят на девушек, как на ядовитых змей — ох, ужалит сына, ох, высушит сына, ох погубит сына!..

Томруз устало вздохнула. Боже! Неужели… Плохо матери, если сын глуп.

Она терпеливо продолжала:

— У нас, саков, земля и вода, скот и пастбища, шатры и повозки достояние всех людей. Слышишь? — всех людей. Так заведено исстари. Нет моего, есть наше. Ни богатых, ни бедных. При бедности — все бедны, при богатстве — все богаты. А вот у соседей — из ста один богат, а девяносто девять для него землю пашут, скот пасут, рубежи стерегут, жилища берегут за постную похлебку.

Спаргапа — недоверчиво:

— Разве так бывает?

— Бывает! И есть во многих местах. В Парсе, например.

— Но — Райада?..

— Ты знаешь Фраду, отца Райады?

— Знаю. Родовой старейшина.

— Вот Фрада смолоду бродил по чужим странам — нанимался охранять караваны. Ему пришлось побывать в Маде, Парсе, Бабире — он в разных землях побывал, хитрый Фрада. И насмотрелся на всякую иноземную всячину. Это неплохо — надо видеть мир, понимать соседей. Учиться у них хорошему. Но Фрада, лукавец, не хорошее, а дурное намерен у нас привить. Хочет стать одним из ста. Или даже из десяти тысяч. Точно суслик — в нору, тащит он в свой шатер все, что добудет. Скот, принадлежащий роду, забрал себе. Сородичи пропадают без сытной еды, без теплой одежды зимою.

— Фрада? — изумился Спаргапа. — Он умный. На советах складно говорит, всегда со всеми согласен. Всею душою за старших.

— Эх, Спар! Не верь тому, кто всегда, во всем и со всеми согласен. Такой человек — себе на уме. Честный не может превозносить что попало. Светлое он светлым назовет, темное — темным. И это — по-человечески.

Что толку кичиться вместительностью котла, если у него в боку — дыра? Залатай дыру — тогда и хвастайся. Тот, кто и худое именует добрым, тот лукав и низок. Он презренный обманщик. И — опасный. В угоду хозяину он расхвалит и хворого коня. Поверишь лжецу, сядешь на полудохлое животное, отправишься в путь — и сгинешь в песках. Как ни расписывай больную лошадь, ей все равно околеть… Такой человек способен продать и предать. И такой человек — Фрада.

— Почему же его не накажут?

— Не раз укорял наглеца Белый отец. Да проку-то что? Фрада — крупный родовой вождь, он сам себе хозяин. Хочет — живет с нами, не захочет уйдет.

— Ну и прогнали бы.

— Стоит одной овце заболеть чесоткой — и сто других овец отары покроются язвами. Немало старейшин тянется за Фрадой, защищает отца твоей Райады.

— Но при чем, при чем тут Райада?

— Тень прямого дерева — пряма, тень кривого дерева крива. От козы козленок, от овцы — овца. От плохой горы — плохие камни, дочь пошла в отца. Правда, она не хитра, а глупа. Что прикажет родитель, то и делает, а что делает — не понимает сама. Но это — пока. Придет время — поймет, тоже начнет хитрить. Злостно хитрить. Уже и сейчас… Погляди на других девушек — они выбирают себе женихов не среди сыновей старейшин, а среди тех, кто прост и отважен, не словами — делами важен. Кто трудолюбив и честен. Райада же… Она ничего не просила взамен своей любви?

Мать в упор глядела на сына.

«Ну и выйду за тебя, если…»

Юный сак прищурился, крепко сжал зубы, с шипением втянул воздух, выпятил полусомкнутые губы. Точно ушибся о камень.

— К тому же она старше тебя на четыре года и уже знала мужчин, добила Спаргапу мать.

— Да?! Оказывается, я совсем еще глупый. Дурак я совсем. — Он подобрал войлочный колпак, нахлобучил до самых бровей. — И вправду, какой я мужчина? Ничего не понимаю. Не знаю, что творится на свете.

— Не горюй, узнаешь, — с горькой усмешкой утешила сына Томруз.

— Как же быть с Райадой? — Он умоляюще посмотрел матери в глаза. Она у меня вот здесь.

Спаргапа приложил руку к груди.

— Выдерни стрелу и пользуй рану целебной мазью мужества и терпенья.

— Ладно! — Спаргапа скрипнул зубами. — Теперь я и смотреть не хочу на Райаду.