Пятница, тринадцатое

— Трогательно? — переспросила я. — Что вы имеете в виду?

— Вы обратили внимание, как наш старикан позвал комендантшу? «Оленька»! — с улыбкой проговорил Артем. — Когда очень пожилые люди называют друг друга по именам, они как бы снова обретают молодость.

— Вы полагаете?

— Конечно! — подтвердил Погодин. — Именно такая форма обращения характерна для детей и стариков. А стоит человеку чуть-чуть повзрослеть, и ему сразу же хочется перейти со всем миром на «вы» да еще по имени-отчеству — вроде как значительности прибавляет. Зато потом, когда годы берут свое и гонор заметно поубавится, снова идут в ход уменьшительные имена. И хочется называть вот это милое сморщенное яблочко Оленькой.

Я не разделяла умиления Артема. Тем более что форма уменьшительного обращения в данном случае прозвучала только с одной стороны.

И потом, тут был еще один момент, которого Погодин не уловил. Профессор Алексей Данилович обращался к комендантше не просто как постоялец к обслуге. В его голосе явственно звучали нотки человека, который умел, любил и привык приказывать.

На голос профессора, в отличие от Капустиных, обернулась Милена Волкова, прервав свой увлекательный рассказ о прелестях объединенной Германии. Она скользнула по нему взглядом, потом снова повернула голову, внимательно вгляделась в обрамленное благородными сединами лицо и тихонько ахнула.

— Сема… — едва слышно прошептала она, толкая мужа локтем в бок.

— Чего?

— Это же Шмаков, — проговорила Милена, вытягивая свой пухлый подбородок по направлению к уже закрывшейся двери.

— Какой еще Шмаков?

— После расскажу, — дрогнувшим голосом пообещала Милена.

— Старичок оказался вашим знакомым? — поинтересовался Максим Капустин.

Милена молча кивнула и углубилась в вымачивание «суворовского» печенья в ван-гуттеновском какао. Кажется, ей было не очень приятно, что она обронила эту фразу при посторонних.

— Мир тесен, — тихо произнесла Дора. — Может быть, даже слишком.

Это глубокомысленное замечание было тотчас же подтверждено вновь прибывшим постояльцем. Правда, весьма своеобразным способом.

Входная дверь корпуса громко хлопнула — как будто раздался пистолетный выстрел, — и все сидевшие в столовой вздрогнули.

Обычно дверь аккуратно придерживали, зная за ней такое свойство, но новый гость, очевидно, был не в состоянии справиться с пружиной. Наверное, у него были заняты руки. Ну да, ведь следом раздался звук бухнувших на мраморный пол чемоданов.

— А вот и я! — Штора, скрывавшая вход, откинулась, и на пороге возникла молоденькая симпатичная девушка лет двадцати пяти.

— Вера! — обрадованно выдохнул сидевший рядом со мной Артем. — Ну, наконец-то! А я ждал тебя только к обеду! Какой приятный сюрприз!

— Всем привет! — помахала рукой Вера и быстро оглядела зал.

Ее лицо вдруг резко изменилось, с него мигом исчезла доброжелательная улыбка, а рот в ужасе приоткрылся. Вера поднесла дрожащую руку ко лбу, как будто хотела смахнуть с него невидимую прядь.

Удивленный Артем уже вставал из-за стола, чтобы подойти к жене, но Вера взяла себя в руки и, снова изобразив на лице улыбку, — вернее, ее жалкое подобие, — попыталась сделать несколько шагов.

— Тут так душно… — извиняющимся тоном проговорила она. Затем пошатнулась и стала медленно оседать на пол, уцепившись рукой за скатерть на журнальном столике перед телевизором.

Артем Погодин не успел подхватить ее в падении, и Вера распростерлась перед всей честной компанией на мраморном полу столовой, сдернув скатерть и свалив на себя ворох старых газет.

К Артему бросился майор. Он помог Погодину переложить Веру на диван, стоявший у соседней стены, и вместе со взволнованной комендантшей сбегал за нашатырем в ее комнатку, где находилась аптечка.

Все сидевшие за соседним столиком остались на своих местах. Сема Волков удивленно качал головой — ну, мол, бабы какие развелись чувствительные! Его жена сочувственно вздыхала. А вот Капустин почему-то улыбался и смотрел на Дору, которая задумчиво разглядывала суету остальных постояльцев возле Веры.

Наконец Погодина пришла в себя. Дернув головой после того, как к ее носу дважды поднесли флакон с нашатырем, Вера с трудом открыла глаза.

Артем помог ей приподняться, и Вера, опомнившись, одернула задравшееся платье.

— Так неудобно, — быстро говорила она, обращаясь к присутствующим. — Приехала — и сразу в обморок. Подумаете обо мне бог весть что.

Вера почему-то решила, что ей нужно немедленно оправдаться перед отдыхающими.

— Просто меня укачало, — торопливо продолжала она. — Я по гороскопу Рыба, с моим знаком это бывает… И потом, ведь я не поехала на такси, а решила добраться автобусом. В салоне было так душно… У меня в глазах все время плясали цифры… Ведь я закончила отчет только вчера за полночь… Когда я открывала дверь корпуса, у меня уже кружилась голова. И вот…

Присутствующие молчали, вяло заканчивая свой завтрак. Только Меньшикова сочла нужным поддержать супругу Артема Погодина:

— Наверняка сегодня какая-нибудь сильная магнитная буря, — предположила она.