Пятое Евангелие

Лист лежал рядом на полу. Время от времени блестящие белые двери открывались. В длинном коридоре слышался скрип резиновых подошв, который через некоторое время стихал, приглушенный другой дверью. Доносился ритмичный звук какого-то аппарата, пахло карболкой, а жара была почти невыносимой.

Анна подняла глаза, глубоко вдохнула, расстегнула легкое пальто, откинулась с закрытыми глазами на спинку стула и скрестила руки на коленях. Губы ее дрожали, а в голове пульсировала боль, определить источник которой было невозможно. Анна чувствовала, что ее жизнь распадается на части, и вспомнила, как давно, в детстве, хотела получить волшебную палочку, которая могла бы повернуть время вспять, стереть любое событие. Чтобы все вновь стало таким, как прежде.

Она никогда раньше не задумывалась, что будет, если с одним из них что-то случится. Она любила Гвидо, а любовь не спрашивает и старается не думать, как быть, когда все закончится. Теперь она понимала всю абсурдность сложившейся ситуации. Она совершенно не была готова к подобному звонку: «Очень жаль, но мы вынуждены сообщить, что с вашим мужем произошел несчастный случай. Он находится в критическом состоянии, и вы должны быть готовы к худшему».

Словно во сне она примчалась в клинику. Она не знала, как доехала сюда и где припарковала машину. Не в состоянии выражать свои мысли достаточно четко, она лишь кричала людям в белых халатах: «Реанимация?» – и, в конце концов, оказалась здесь, в этом режущем глаза коридоре, где секунда казалась вечностью.

Анна испугалась, поймав себя на мысли, что уже сейчас представляет, как изменит обстановку в доме и продаст антикварный магазин, а затем отправится в кругосветное путешествие, чтобы как-то пережить это время. Она никогда не могла уговорить Гвидо отправиться в подобное путешествие. Он ненавидел самолеты.

О Господи! Анна вскочила со стула. От этих мыслей ей стало так стыдно, что она больше не могла сидеть спокойно. Засунув руки поглубже в карманы пальто, она начала ходить по коридору. Здесь деловито сновали люди в белых халатах. Они проходили мимо Анны, даже не удостоив ее взглядом. Еще немного, и она набросилась бы на одну из этих занятых своими делами медсестер с криком: «Речь идет о жизни моего мужа! Неужели вы этого не понимаете?!»

Но до этого не дошло, потому что одна из дверей распахнулась, и вышел худой мужчина в очках без оправы с грязными стеклами. Направляясь к Анне, он нервно теребил рукой маску, висевшую на шее. Второй рукой он потер лоб и спросил голосом, не выражающим никаких эмоций:

– Фрау фон Зейдлиц?

Анна почувствовала, как расширились ее глаза, а к голове прилила кровь. В ушах застучало. Лицо врача по-прежнему ничего не выражало.

– Да, – с трудом выдавила Анна. В горле у нее пересохло.

Врач представился. Он еще не успел полностью произнести свое имя, а его интонация уже изменилась и стала похожа на ту, с которой обычно произносят речь во время похорон. Следующую фразу он, очевидно, говорил уже не раз: «Мне очень жаль. Мы ничем не смогли помочь вашему мужу. Возможно, для вас будет слабым утешением, если я скажу, что так, наверное, лучше. Ваш муж, скорее всего, никогда не пришел бы в себя. Повреждения черепа были слишком тяжелыми».

Анна успела еще отметить, что врач протянул ей руку, но в бессильной ярости она смогла лишь повернуться и уйти. Смерть… Впервые в жизни она поняла, что это слово на самом деле значило «безвозвратность».

В лифте пахло кухней, как и во всех больничных лифтах. Лишь только дверь открылась, Анна стремительно выскочила, спасаясь бегством от этого отвратительного запаха.

Домой она поехала на такси. Она была просто не в состоянии сама вести машину. Молча протянула купюру водителю и исчезла в доме. Все внезапно показалось ей чужим, холодным и отталкивающим. Она сбросила обувь, взбежала по лестнице в спальню и бросилась на кровать. И лишь теперь заплакала.

Это произошло 15 сентября 1961 года. Через три дня Гвидо фон Зейдлиц был похоронен на кладбище Вальдфридхоф. А уже через день начали происходить, скажем так, странные события.

2

Чтобы избежать возможных недоразумений и не представить Дину фон Зейдлиц в дурном свете, что в значительной мере повредило бы данному повествованию, следует сделать небольшое отступление и в нескольких словах рассказать об этой женщине. Анна фон Зейдлиц никогда не использовала частицу «фон», которая должна была свидетельствовать о дворянском происхождении ее мужа. Ему как торговцу антиквариатом подобный титул мог быть полезен, Анну же скорее веселили дворянские титулы, которые в девятнадцатом столетии в буквальном смысле слова раздавали «заработавшим» их людям. Тогда успешные предприниматели легко могли стать дворянами, что привело к возникновению таких странных фамилий, как фон Мюллер[7] или фон Мейер[8].