Пятое Евангелие

Фоссиус молчал. Адриан тоже не сказал ни слова. Глядя на фотографию, он в очередной раз проверял последовательность букв. Профессор был прав: БАРАББАС.

Но прежде чем посетители смогли понять все значение это го открытия и успели задать хотя бы один вопрос, в комнату для свиданий вошел дежурный врач и, громко хлопнув в ладоши, дал понять, что встреча закончена. Фоссиус встал со стула, кивнул Анне, затем Клейберу и вышел в коридор, сопровождаемый санитаром.

7

Когда они ехали в машине через мост Сен-Мишель, Анна спросила:

– Как ты думаешь, профессор действительно болен шизофренией? Я имею в виду, считаешь ли ты, что он должен находиться в Сен-Винсент-де-Поль?

– Фоссиус так же нормален, как ты или я, – ответил Клейбер. – Мне кажется, он взвалил на себя непосильную тяжесть нечто, толкнувшее его к краю бездны. Но я сомневаюсь в том, что он сможет помочь нам в дальнейших поисках. У меня не может уложиться в голове, что между Леонардо да Винчи и твоим пергаментом существует какая-то связь.

– Если нам не может помочь Фоссиус, то это не сможем сделать никто, – возразила Анна. – Как бы там ни было, нам удалось выяснить, что имя Бараббас олицетворяет собой некую тайну, с которой много столетий назад приходилось иметь дело умнейшим людям, когда-либо жившим на земле. Сначала объяснение профессора мне тоже показалось несколько натянутым, но чем дольше я размышляю над его словами, тем больше убеждаюсь: он прав. По крайней мере, я нисколько не сомневаюсь, что Леонардо да Винчи был способен на подобную шутку. Известно, что еще при жизни он любил водить за нос своих наивных современников, например, делая записи задом наперед. Нарисовать ожерелье, зашифровав при этом имя, и скрыть украшение под слоем краски было бы вполне в его духе.

– Но где же связь? Я не вижу никакой связи!

В этом Анна полностью согласилась с Адрианом:

– Я ее тоже не вижу. Если бы мы знали, что это за связь, возможно, мы бы знали и решение головоломки.

– А профессор, похоже, не собирается так просто выложить все.

Анна кивнула.

– Хотя… – Клейбер задумался.

– Говори же!

– Хотя мы могли бы заключить с Фоссиусом сделку.

– Сделку?

– Да, что-то вроде этого, – подтвердил Адриан. – Возможно, слово «сделка» не вполне подходит. Более уместно было бы, наверное, назвать это договором.

– Теперь ты говоришь загадками.

– Вспомни, – начал Клейбер, – нашу первую встречу с Фоссиусом. Что он сказал, как только увидел нас?

– «Вытащите меня отсюда!»

– Именно это он и сказал. Мне кажется, историей, которую он нам рассказал, Фоссиус хотел доказать, что он в своем уме. Врачам он не доверяет. Они уже поставили диагноз и вряд ли захотят менять его. Если человек выливает на бесценную картину кислоту, то он сумасшедший. Другого мнения быть не может. Значит, профессор надеется, что мы вытащим его из клиники. Вот почему он согласился притвориться, что ты действительно его племянница. Итак, мы уже выяснили, что Фоссиусу не место в психиатрической больнице. Теперь мы должны дать ему понять, что придерживаемся именно такого

мнения и готовы задействовать все имеющиеся у нас возможности, чтобы вытащить его, если профессор расскажет нам всю правду о Бараббасе.

– Неплохая идея, – признала Анна. – Но ведь Фоссиус собирался прыгнуть с Эйфелевой башни, а все, кто пытается покончить жизнь самоубийством, оказываются в психиатрической клинике.

– Да, я это прекрасно понимаю, – ответил Клейбер, – но ведь их никто не держит там всю жизнь. После соответствующего лечения таких людей чаще всего выпускают. Если честно, то я не понимаю, почему Фоссиус хотел свести счеты с жизнью. Я не удивился бы, узнав, что он по какой-то причине решил инсценировать попытку самоубийства и при этом не просчитал все возможные последствия. Такую возможность я не исключаю. Мне кажется, у профессора был великолепно продуманный план, но во время его осуществления случилось нечто непредвиденное. В результате чего Фоссиус и оказался в психушке, а мы получили великолепный шанс.

Позже вечером они ужинали в ресторанчике под названием «Ракушка», в семнадцатом округе, с традиционной кухней, которая вполне пришлась по душе Анне и Адриану. Но ужин, во время которого они надеялись расслабиться и забыть о проблемах, испортило тягостное молчание, вызванное тем, что каждый погрузился в свои мысли. И Анна, и Адриан чувствовали, как их опутывают невидимые сети. Что бы они ни делали, о чем бы они ни думали, все мысли возвращались к психиатрической клинике Сен-Винсент-де-Поль и ее пациенту – профессору Фоссиусу.

Анна, хоть она была по-прежнему настроена решительно и чувствовала поддержку Клейбера, поняла, что имеет дело с сильным соперником, с которым вряд ли сможет справиться даже с помощью Адриана. Кроме того, ее мучил вопрос, почему до сих пор с ней ничего не произошло, в то время как все, кто был связан с пергаментом, так или иначе пострадали. Гвидо умер, Раушенбах убит, Гутманн пропал. Она взглянула на Клейбера и попробовала улыбнуться, прогнав мрачные мысли. Но ничего не вышло.