Пятое Евангелие

Но и после углеродной датировки церковь не переносила плащаницу в музей, хотя и прятать ее подальше тоже не стала. Кардинал Турина сказал, что теперь неправильно называть плащаницу реликвией, но приказа убрать полотно из собора не отдал. После радиоуглеродного анализа Иоанн Павел не ездил к плащанице десять лет. Но когда все же приехал, то назвал плащаницу даром Бога и призвал ученых продолжать ее изу чение. С тех пор плащаница так и осталась в наших сердцах – в моем сердце. Нам нечего было противопоставить радиоуг леродному анализу. Но мы верили, что еще не услышали последнего слова, и пока это слово не сказано, мы не оставим беззащитных и не покинем всеми покинутых.

Моя тревога усилилась, когда я увидел, что теперь и Петрос обратил внимание на полотно. Я никогда не говорил с ним о плащанице. Не стоило вываливать на ребенка всю сложность моих чувств по отношению к ней.

– Первое, что вы должны знать, – начал Ногара, – то, как плащаница закрывала тело Иисуса. Ее не положили сверху, как простыню. Ее положили под тело, потом – сверху, идя сплошной лентой. Вот почему вы видим изображение спереди и изображение сзади. Но остановиться я хочу вот на этих отметинах. – Он указал на отверстия в форме тыквы, все они складывались в некую схему, совпадающую со складками полотна. – Они прожжены.

– Кто их прожег? – спросил Петрос.

– Начался пожар, – сказал Уго. – В тысяча пятьсот тридцать втором году плащаница хранилась в реликварии из серебра. Огонь растопил его часть. Капля расплавленного серебра упала на плащаницу, прожигая каждый слой сложенной ткани. Поврежденные участки полотна должны были восстановить монахини-клариссинки. И тут я подхожу к основной моей мысли.

Ногара вытащил с полки какой-то специализированный журнал и протянул мне. На обложке стояло: «Thermochimica Acta».

– В январе, – продолжил он, – в этом научном журнале опубликует статью американский химик из национальной лаборатории в Лос-Аламосе. Один приятель из Понтификальной академии наук прислал мне сигнальный экземпляр. Взгляните сами.

Я пролистал страницы. С тем же успехом они могли быть написаны на китайском. «Энтальпия растворения глицина». «Термический анализ полиэстеров, содержащих силикон или германий в основной цепи».

– Пролистните в конец, – сказал Ногара. – Последняя статья перед указателем.

Вот она: «Радиоуглеродные исследования образца с Туринской плащаницы».

Она содержала картинки, напоминающие червей на стекле микроскопа, и графики, которые мне понять не под силу. Но в начале текста стояли два предложения, чей общий смысл я уловил:

Результаты пиролитического и масс-спектрометрического анализов, в сочетании с микроскопическими и микрохимическими наблюдениями, доказывают, что образец, подвергнутый радиоуглеродному анализу, не является частью оригинального полотна Туринской плащаницы. Таким образом, данные радиоуглеродного анализа недействительны для определения подлинного возраста полотна.

– Проба не являлась частью плащаницы? – воскликнул я. – Как это возможно?

– Мы не поняли, какую огромную работу проделали клариссинки, – вздохнул Ногара. – Думали, они пришили заплатки на дырки. Но не знали – не разглядели, – что они, помимо этого, вплели нити в саму плащаницу, чтобы укрепить ее. Эти нити оказались видны только под микроскопом. И по незнанию, мы проводили анализ ткани, в которой оригинальный лен перемежался с реставрационными нитями. Этот американский химик первым обнаружил ошибку. Один его коллега рассказал мне, что некоторые части образца даже не были льняными. Монахини чинили ткань хлопком.

По комнате растекся холодок. В глазах Ногары горело едва сдерживаемое ликование.

– Ал, – прошептал Симон, – вот! Вот оно наконец!

Я провел пальцем по журналу.

– Выставка будет посвящена результатам этих научных исследований? – спросил я.

Уго позволил себе улыбнуться.

– Эти исследования – только начало. Если плащаница действительно датируется тридцать третьим годом нашей эры, что тогда происходило с ней в следующую тысячу лет? Я много месяцев закапывался все глубже и глубже в историю плащаницы, пытаясь разрешить величайшую тайну ее прошлого: где она скрывалась тринадцать веков, пока внезапно не возникла во Франции? И у меня есть очень хорошие новости… Если вы не возражаете прервать ужин, я бы хотел, чтобы вы все кое-куда со мной пошли.

Он достал из ящика увесистую связку ключей от целой батареи засовов и цепочек на входной двери. Потом сунул в карман полиэтиленовый пакет из холодильника.

– Куда пойдем? – спросил Петрос.

– Тебе понравится! – подмигнул ему Уго.

Когда мы, пройдя вслед за Ногарой по дворцовым залам, вышли к задним дверям собора Святого Петра, уже опускалась темнота. Санпьетрини, смотрители базилики, понемногу сгоняли туристов к выходам. Но Уго они узнали и нас четверых оставили в покое.