Пятое Евангелие

Сто лет назад утерянная книга Архимеда обнаружилась в греческом православном монастыре, где она скрывалась на самом видном месте. Средневековый монах стер трактат, со-скребя чернила с пергамента, и вместо него написал на чистых страницах литургический текст. Но при правильном освещении, под нужным углом, оказалось возможно увидеть старые вмятины, следы первого пера.

– Стоп, – сказал я. – Держите луч так.

– Что вы видите?

Я сморгнул и вгляделся еще раз.

– Что там? – повторил он.

– Уго…

– Говорите же! Прошу вас!

– Это не гниль.

– А что же тогда?

Я прищурился.

– Это мазки, сделанные кистью.

– Что?!

– Эти пятна – краска! Кто-то уже находил книгу. Ее подвергли цензуре.

Пятна обнаруживались везде. Они сглатывали слова, фразы, целые стихи. Текст под ними прочесть было невозможно.

– Говорите, кто-то добрался до книги раньше нас? – пробормотал потрясенный Уго.

– И не сейчас. Краска выглядит очень старой.

Я внимательно просмотрел текст, пытаясь понять, что вижу.

– Кто это сделал? – спросил Уго.

Я закрыл глаза. Эти евангельские стихи я знал наизусть. Если соединить воедино свидетельства всех четырех Евангелий, то получится:

Иосиф пошел и снял тело Иисуса. Пришел также и Никодим, приходивший прежде к Иисусу ночью, и принес состав из смирны и алоя, литр около ста. Итак, они взяли Тело Иисуса и обвили его чистой льняной плащаницей/пеленами. На том месте, где Он распят, был сад, и в саду гробница новая, высеченная в скале, в которой еще никто не был положен. Там положили Иисуса ради пятницы Иудейской, потому что гроб был близко, и, привалив большой камень к двери гроба, удалились.

Вымаранные части касались погребальных благовоний, плащаницы, человека по имени Никодим и – что самое странное – слова «иудейский». Оставалось неизвестным, в единственном или во множественном числе стояло слово, обозначающее ткань для погребения: три из четырех Евангелий используют греческое слово «синдон», означающее «пелена» или «плащаница»; оставшееся использует слово «отония», что значит «полотна», множественное число.

Я смог придумать лишь одно объяснение, которое связало бы вымаранные слова.

Чтобы удостовериться, я проверил оставшуюся часть колонки.

– Уго, – прошептал я, – у вас есть предположения, сколько лет может быть этому манускрипту?

– Четвертый или пятый век, по моим оценкам, – сказал он.

Я покачал головой.

– Думаю, старше.

По его лицу пробежала нервная улыбка.

– Насколько?

Я попытался унять дрожь в руках.

– Никодим упоминается только в Евангелии от Иоанна. И погребальные благовония – тоже. И слово «иудейский» вот тут, в последнем предложении. Все, что вырезал цензор, – из Евангелия от Иоанна.

– О чем это нам говорит?

– Была такая секта христиан, называвшихся алогами. Они отвергали Евангелие от Иоанна. Думаю, это они подвергли цензуре манускрипт.

– Это хорошо или плохо?

– Алоги жили в конце сотых лет нашей эры. Сотых! Этот манускрипт – возможно, самое древнее полное Евангелие в мире.

Уго выглядел подавленным.

– Значит, слово, которое они вымарали, должно быть «пеленами». Иоанн использует именно это слово. – И вдруг до него дошло, что я сказал. – Прошу прощения, повторите?

– Я сказал, возможно, это самое древнее…

Только когда он меня перебил, я осознал всю глубину его одержимости.

– Нет. Раньше. Вы сказали, эти люди отвергали Евангелие от Иоанна. Почему?

– Потому что алоги знали об отличии Евангелия от Иоанна от остальных Евангелий. Оно более теологично. Менее исторично.

– Что значит «менее исторично»?

– Уго, это сложно, но…

– Иоанн пишет: «пеленами», а остальные три Евангелия пишут: «плащаницей». Вы говорите, что Иоанну нельзя доверять?

– Уго, нам придется рассказать об этой книге кардиналу-библиотекарю. Она не может тайно оставаться здесь, в подвале.

– Ответьте мне! Если Иоанн не заслуживает доверия, все евангельские свидетельства о плащанице меняют смысл. Правильно?

– Может быть, но не все так просто, – замялся я. – Есть определенные правила. Чтобы научиться читать Евангелия, нужна подготовка.

– Отлично. Тогда научите меня этим правилам.

Я поднял руку, пытаясь его успокоить.

– Скажите мне, что манускрипт будет в безопасности.

– Святой отец, конечно он будет в безопасности! – вздохнул Уго. – Но книгу нашел я! И нужна она мне! И я не могу просто так взять и отдать ее неврастеникам-библиотекарям, трясущимся над каждым переплетом. Вы знаете, что они попросту…

Он вдруг умолк, склонил голову в сторону стальной двери и в тревоге посмотрел на нее.

– Что там? – прошептал я.

Но Уго словно оцепенел. Двигались только глаза, они посмотрели вниз на часы, потом уставились в дальний конец прохода.

Наконец я различил слабое механическое жужжание. Мотор, гудящий на чуть более низкой ноте, чем гул далекого вентилятора.

Лифт.

– Я задел сигнализацию?! – встревожился я.

Но он только таращился на часы, словно те его обманывали.

– Как будем выбираться? – спросил я. – Второй выход есть?

– Не двигайтесь.

Я всматривался в пустые пространства между полками. Мгновение спустя глаза уловили движение около двери.

Уго шагнул назад.

«Куда вы?» – одними губами спросил я.