Пятое измерение

Подчеркну еще, что в те времена формирование "человека облагороженного образа" оставалось чаще всего домашней проблемой. Потому и затрагивалась она во многом не в текущей публицистике, а в письмах, воспоминаниях, дневниках. Разумеется, всерьез. Публично же речь шла обычно не об освобождении отдельного человека, не об обращении сначала к его личной совести, что пыталось совершить почти за два тысячелетия до этого раннее христианство, адресовались прежде всего к сословиям, классам, общностям. К власти, наконец.

Так трактовались проблемы общего дела.

Уже двадцать лет спустя, - поколением детей шестидесятников прошлого века - предпринималась попытка изменить духовную, гуманитарную ситуацию. Изменить прежде всего обращением к самому себе. "В сутолоке провинциальной жизни", то есть на страницах своей книги под таким названием, Н.Г.Гарин-Михайловский признается и себе, и всем, что он долго находился "в блаженном неведении относительно того, кто он и что он в жизни". И тут же следующее: "Но уж слишком выстрадал я свое дипломное невежество, связанное к тому же с натурой, неудержимо стремящейся хотя и к чисто-практической деятельности, но всегда с добрыми намерениями на общую пользу. Понять эту пользу, понять себя, найти свою точку приложения, - понять, осмыслить, обосновать всем тем знанием, которое имеется в копилке человечества, - вот задача, перед которой отступили на задний план все вопросы ложного самолюбия. И эти пять лет были моим вторым университетом, в котором я действительно работал так, как не умеют или не могут работать, преследуя дипломные только знания".

Какие современные строки! Как они во многом совпадают с тем, о чем нам самим приходится думать. Уж то утешительно, что не мы первые ломаем над этим голову. Вообще, творчество Н.Г. Гарина-Михайловского, на мой взгляд, явно недооценено в наши дни. Ведь именно у него, на страницах его книг встретилось мне такое понятие как эволюционер. Заметим при этом: Гарин-Михайловский осмысливал понятие эволюционер тогда, когда иное, противоположное - революционер - набиралось сил. И то, и другое обдумывалось в обстоятельствах духовного пореформенного подъема. На мой взгляд, именно Гарин-Михайловский с его стремлением сочинениями, другими трудами и духовно оздоровлять окружающее, представляется крепким звеном между двумя пластами литературы русской - XIX и XX веков...

Ураганные десятилетия начала XX столетия приглушили его голос. Но теперь отчетливо раздастся и он. Должен раздаваться. Залогом тому кристально ясная, четкая, абсолютно современная Гарина-Михайловского мысль.

Часто вспоминаются мне недоуменные слова матери Темы из второго романа-хроники Н.Г. Гарина-Михайловского "Гимназисты": "Господа, сколько прекрасной молодежи, а где же хорошие люди?".

Еще заметнее следы непосредственного и последовательного поиска опоры в этическом, духовном как внутренней для каждого и одновременно насущной общественной надобности - просматриваются в творчестве и, что для нас по-человечески более интересно и показательно - в переписке А.П. Чехова. Это, конечно, прежде всего черта всех его произведений, пусть прямо и не явленная читателю. Тот же М. Горький в декабре 1898 года писал Чехову: "...Слушая Вашу пьесу, думал я о жизни, принесенной в жертву идолу, о вторжении красоты в нищенскую жизнь людей и о многом другом, коренном и важном. Другие драмы не отвлекают человека от реальностей до философских обобщений - Ваши это делают".

Философские обобщения, я бы добавил - обоснования нормы... А вот в письмах А.П. Чехов прям. Особенно, когда припечет... В письмах Чехова и его окружения обращение к проблемам личного и личности, в отличие от их предшественников, утрачивает оттенки семейных или дружеских советов. Это уже нечто большее, уже столь публичное по своему звучанию, словно прямо в журналы и адресовано. "...Норма мне неизвестна, как неизвестна никому из нас. Все мы знаем, что такое бесчестный поступок, но что такое честь - мы не знаем, Буду держаться той рамки, которая ближе к сердцу и уже испытана людьми посильнее и умнее меня. Рамка эта - абсолютная свобода человека, свобода от насилия, от предрассудков, невежества, черта, свобода от страстей и проч." (Из письма А.Н. Плещееву, 1889).

"...Нужен хоть кусочек общественной и политической жизни, хоть маленький кусочек, а эта жизнь в четырех стенах без природы, без людей, без отечества, без здоровья и аппетита - это не жизнь, а какой-то..." (А.С. Суворину, 1891).

"Ах ты мой человек будущего!". Это уже из письма Чехову О.Л. Книпер.

С другой стороны, читаем: "Я, вопреки Вагнеру, верую в то, что каждый из нас в отдельности не будет ни "слоном среди нас" и ни каким-либо другим зверем и что мы можем взять усилиями целого поколения, не иначе. Всех нас будут звать не Чехов, не Тихонов, не Короленко, не Щеглов, не Баранцевич, не Бежецкий, а "восьмидесятые годы", или "конец XIX столетия". Некоторым образом, артель". (В.А. Тихонову, 1889).