Пятый ангел вострубил

Огромную готовность помочь бедным русским выразили «братья» из Великой Ложи – те, которые создали ложу «Александр Пушкин». Они купили конфет и еще какие-то кулечки с рисом и какао и начали собираться в экспедицию. Нас с тобой пригласили на выставку теплых исподников, купленных специально для такого дальнего похода Константином.

Константин Мильский был следующим шампиньоном «русского» масонства в Париже, поразившим нас не меньше предыдущего – кавалера Ордена Почетного Легиона. Он был также стар и уважаем, происходил из харбинской колонии, китайским владел как русским и французским, имел опыт сидения в коммунистической тюрьме при режиме Мао, считал себя на этом основании большим советологом и обожал особый китайский деликатес – тухлые утиные яйца.

С чисто еврейским апломбом этот бывший узник-мятежник-китаист и русолюб отечески наставлял тебя, мнил себя в перспективе главой и лидером «вольных каменщиков» на своей исторической родине. Он строил какие-то тайно-дерзкие планы, интриговал втихаря против «братьев» из Великого Востока, сплетничал, помогал нам писать письма и возил на ужин к богатому толстому китайцу-художнику.

+ + +

Непробиваемая стена французской бережливости даже не дрогнула под градом наших писем. Не качнулась под натиском хождений, встреч, прошений. Больших начальников Всемирного Ордена ревнителей свободы, равенства и братства на жалость не возьмешь!

Ты со своей дохлой энергетикой ужасно уставал от этой безнадеги, ныл, впадал в отчаяние, рассказывал мне, что у тебя и где, и как болит, мечтал все бросить, доползти до Москвы и залечь на родном кухонном диване. Меня же нерешаемость задачи только взбадривала. Я как-то инстинктивно начала молиться Богу. Истерически злобно и страстно умоляла Его не оставлять тебя, послать какое-то облегчение и решение проблем. Быть может, Бог меня услышал?

Третьим старцем французского масонства был Михаил Васильевич Гардер.

Я думаю, он тоже был евреем. Из тех, которые рассказывают еврейские анекдоты, считают себя русскими и подсмеиваются над некрещеными и обрезанными. Хотя, «еврей крещеный – все равно, что вор прощеный», – говорят в народе.

Внешность Гардер имел не просто еврейскую, а жутко мефистофельскую – с тонким, длинным, хищным, загнутым вниз над узкими губами носом, с масляно-черными, очень живыми, пронзительными и даже обжигающими небольшими глазами. Очень маленького роста одутловато-толстое, на тонких семенящих ножках старое тело было ему уже явно в тягость и сильно затормаживало его лихие устремления.

Он был гениально умен, энциклопедически образован, делал свои масонские доклады на русском, французском, английском, турецком, немецком, итальянском, арабском, греческом и других языках, причем говорил на них, похоже, не просто свободно, а еще и образно и остроумно.

Полковник французской разведки в отставке, он часто вспоминал какие-то поразительные, и по-настоящему героические эпизоды из своей детективно-яркой биографии. Во время последней войны он служил в гестапо, являясь, по-видимому, шпионом одновременно французским, американским… Может быть, даже нашим. Возможно, он вообще работал на все разведки мира разом. Потом – в таком же, конечно, качестве – Гардер «сражался» в Юго-Восточной Азии.

М.В. Гардер

Современный масонский историограф А.И. Серков описывает эту часть биографии Гардера, кажется, с некоторыми умолчаниями и передергиваниями: «В начале войны с Германией М.В. Гардер отличился на бельгийском фронте и в июле 1940 г. стал сотрудником французских спецслужб. В сентябре того же года он был направлен для подпольной работы в оккупированную зону Франции, где через три года был арестован фашистами. Он чудом остался жив, пройдя через такие концентрационные лагеря, как Освенцим, Бухенвальд, Флоссенбург и Флёе; дважды с советскими военнопленными он совершал попытки побега, едва за это не был расстрелян и содержался в страшных штрафных командах в фашистских лагерях смерти. Добравшись по окончании войны до американской зоны оккупации, М.В. Гардер продолжил службу во французских спецслужбах…».

Рассказывал он о подвигах как-то очень бытово, без хвастовства и геройства, наоборот, вышучивая свою «трусость», маленький рост и суетливость. Запомнилось из этих рассказов только то, что его дважды приговаривали к расстрелу, а однажды – к виселице. Причем, уже петлю на шею одевали. Но каждый раз «неслыханное везение и удача», а также тупое самомнение немцев почему-то позволяли ему бежать… Как в кино! (Но кто был режиссером этого «фильма»?).