Пятый арлекин

Подобная раздвоенность и привела Рожнова очень скоро, даже скорее, чем он мог предполагать, к распаду, внутреннему цинизму, какому-то моральному пьянящему разврату, когда в душе легко перейдены границы существующих общечеловеческих норм и принципов. А тут еще подвернулся Неживлев… И заметался Петр Николаевич между реальной жизнью, где образцами для подражания избрал Неживлевых и Красновых, и придуманной, которую описывал в своих бессмертных, с его точки зрения, произведениях. Иногда даже с упоением думал о себе: вот он я какой идейный, хрен меня укусишь или придавишь. А жизнь оказалась глубже и справедливей, и подставила ножку неожиданно, в расцвет его творческих сил: запрезирал себя Рожнов за трусость, приспособленчество, лживость, пресмыкание, которое четко ощущал в присутствии Неживлева, не в силах повести себя с ним решительно, не унижая своего человеческого и писательского достоинства. Впрочем, писательское достоинство Петра Николаевича заключалось в апломбе и книжечке члена Союза писателей СССР, которую он постоянно носил при себе и показывал к месту и не к месту.

«Шут я гороховый, вот кто! — совсем уж неожиданно и зло подумал о себе Рожнов, — я ведь умнее их, а они меня за клоуна держат. „Кажется, кое-кто забыл о своих обязанностях!“ Ничего, придет срок — они у меня попляшут! — эта безотносительная угроза немного успокоила его, — а Сашенька молодец, все что хотела в лицо им бросила. Вот бы мне такую жену, и я может быть стал бы другим, перестал бы ходить к этим… — он не подобрал нужного слова и снова переключился на мысли, которые у него возникли в самом начале. — А ведь Вероника неспроста отсутствовала… — и вдруг с прозорливостью душевнобольного догадался, что ходила его Вероника Матвеевна к кому-нибудь из троих: Неживлеву, Краснову или Карнакову, потому и в ванную сразу же забралась, полезла отмываться от грязи и скотства. — Ах ты потаскуха! — внезапно заорал, уязвленный своими подозрениями Рожнов, спрыгивая с дивана. Голова Вероники при этом прыжке завалилась навзничь, она проснулась и не могла сразу понять, где она и что происходит, а ей так было только что хорошо и уютно. — Шлюха! — надрывался Рожнов с пеной на губах, — где была?! Думаешь я не знаю, что Карнаков назначил тебе свидание?! — Он назвал фамилию Карнакова наугад и увидел по глазам Вероники, что попал в самую точку и догадываться уже ни о чем не нужно, и так все ясно. — Так я прав?! Дрянь! Дрянь! Дрянь!»— он наклонился над пытавшейся подняться Вероникой и хлестал ее по щекам, потом принялся душить, чувствуя в своих слабых, не привыкших к физической работе, руках неожиданную остервенелую силу. И только когда Вероника стала задыхаться и хрипеть, отпустил ее и с ужасом принялся всматриваться в свои пальцы, будто увидел в них что-то для него необычное. Вероника молча сползла с дивана и, став на колени, пыталась растереть шею, потом неловко поднялась и, не говоря ни слова, подошла к шкафу и стала собирать свои вещи.

— Вероника! — простонал в ужасе Рожнов, — ты что это делаешь? Боже мой, что я натворил!.. Прости меня, умоляю, прости, прости… — как у всех слабых и безвольных людей приступы ярости у него быстро сменялись депрессией и самоуничижением. Он ползал вокруг Вероники на коленях, но она молча пнула его ногой, даже не поглядев куда попала и без желания ударить больнее, пнула просто, как пинают надоевшую комнатную собачку. Рожнов попытался поцеловать эту унизившую его ногу, но вновь ощутил прилив ярости. — Так это все-таки был Карнаков? Я убью его, немедленно! Все, я так решил. Отсижу сколько положено и вернусь человеком, который ничего не боится. Тогда вы у меня все попляшете, будете знать, на что я способен! — Рожнов лихорадочно принялся одеваться.

Вероника на мгновение прекратила свое занятие и насмешливо повернула голову в сторону суетящегося Петра Николаевича: ненависти во взгляде не было — презрение и жалость, только эти чувства вызывал человек, которого совсем недавно она почти что боготворила.

— Не забудь взять шариковую ручку! — ехидно бросила Вероника Матвеевна, — как я понимаю, ты собираешься его убить своим гениальным словом, на большее вряд ли способен. А впрочем, зря стараешься, — добавила она совсем неожиданно, — у меня с ним ничего не было. Ни-че-го. Свидание не состоялось по независящим обстоятельствам. И вообще, я его презираю — обыкновенный бабник и болтун, только с другим оттенком. Потому почти и провел меня. Все вы одинаковые, ты — не лучше, если не хуже…