Пятый арлекин

И все-таки, так хотелось поскорее увидеть Элизу. Если бы у электронно-вычислительных машин была человеческая душа, они бы сразу вышли из строя под грузом собственных противоречий. А человек не ломается, потому что выработал защитную возможность «не заметить» собственной подлости или оправдать ее. Стонет, мается, тревожится, клянет весь белый свет, а не ломается. Не все, конечно, некоторые стреляются или вешаются и то не от угрызений совести, а когда их загонят, что называется, в угол. А вдруг Элиза, когда я выполню указания Тернера и лишу ее теперешней обеспеченной жизни, к тому же ей намекнут, какую роль во всем этом деле сыграл я, а сделает это Тернер, чтобы унизить ее, вдруг она тоже что-нибудь сотворит с собой? Может быть, только я навряд ли обо всем этом узнаю, я буду к тому времени сидеть на веранде парижского кафе и пить шампанское. Первое время я еще буду помнить Элизу, потом познакомлюсь с какой-нибудь женщиной, похожей на нее, и со временем забуду обо всей этой истории. Уверен, что Элиза останется в моей памяти, как стереотип женщины и все мои последующие связи будут так или иначе связаны с этим стереотипом, я стану искать во всех женщинах ее черты, походку, мне будет приятно услышать женский голос, схожий с ее голосом.

Черт побери, почему я думаю о ней, как о покойной? А может так оно и есть и встреча со мной толкнет ее к пропасти? Боже, в какую грязную историю я влип, на этот раз похуже, нежели с Гвалдмахером, тогда хотя бы сохранялась иллюзия собственной порядочности: кого, по сути дела, я пытался надуть, Дугласа? Да, но эту старую лису грех было не надуть. А как лихо он раздел меня под видом чуть ли не благотворительности с его стороны: он, видите ли, не сообщил обо мне в полицию и за это отобрал все, что я заработал честным трудом. Свинья, самая обыкновенная свинья и никаких угрызений совести по отношению к тем моим действиям у меня нет. А теперь… И все равно, я должен обеспечить себе будущее и не проворонить сто тысяч. Вряд ли судьба подбросит мне еще раз под подушку, как в рождественскую ночь, такой подарок. На эти деньги можно купить все, что хочешь, за такие деньги люди идут на любые преступления, а я беспокоюсь о судьбе женщины, которую еще позавчера и в глаза не видел, только на фотографии. Чушь и ничего более…

Переполненный мыслями об Элизе и собственными сомнениями, я вел машину по шоссе со скоростью сто сорок миль в час, проскочив на вираже два перекрестка на красный свет, едва не закончив жизнь под колесами огромного автофургона для перевозки овощей. Сознательно, что ли? Одним движением руля положить конец препарации своей души и совести? Что это, сила или слабость? Конечно, слабость, ведь жить под постоянным грузом сомнений и противоречий гораздо тяжелее и неуютнее, нежели вот так, сразу…

Я почти вылетел на поляну, минуя полосатый шлагбаум, подмяв колесами несколько кустов с зеленой завязью будущих плодов. В десяти метрах от меня лежало поваленное дерево без коры, так же трудолюбиво ворочался муравейник, напоминая целую планету людей с высоты космического полета, так же горласто орали птицы, изливая в мелодичных терциях и квинтах торжество любви и жизни, но Элизы среди этого мира не было. Почему? Может, Тернер все переиграл? Очень даже может быть. Скорее всего, он с самого начала не был уверен, что доведет свой план до конца, поэтому и выдал чек только на пять тысяч. А вдруг он убил ее в припадке ревности, разве такое не может быть?

Я посмотрел на часы, было только десять минут одиннадцатого… На душе отлегло. Я вылез из машины, сел в импровизированное деревянное ложе и закурил. Было очевидно, что я безнадежно запутался. Я замечал в других, что начиная какую-нибудь рискованную игру, человек контролирует свои действия, но потом, в процессе ее развития, незаметно для себя поддается этой игре и в дальнейшее не в силах разорвать ее пут. Чаще всего это случается с женщинами, которые от скуки, в поисках приключений и развлечений, никак не затрагивающих их благополучия, заводят любовные интрижки, зная наперед, что всегда могут легко, при необходимости, избавиться от своего партнера. А через полгода случается так, что влюбляются без оглядки, как девочки в пятнадцать лет, и позволяют делать с собой что угодно.

В половине одиннадцатого я был удивлен, что Элизы еще нет, а без десяти злился, как холерик, не в силах совладать с раздражением. Что, нельзя было выехать немного пораньше? Дела задержали? Какие дела, стирка, уборка квартиры? Спать надо поменьше! — заорал я на весь лес, решив подождать еще максимум пятнадцать минут: если Элизы не будет — уеду, встретимся на дороге. Пусть видит, что такие мужчины, как я, не ждут. Мы проскочим мимо друг друга на ревущих машинах, и я не приторможу, так, слегка сбавлю скорость, пусть у нее появится возможность развернуться и догнать меня, а потом всю дорогу просить извинения. Я поломаюсь для вида и, конечно, прощу…