В общем-то, в последний раз она нормально спала в новогоднюю ночь. Признаться, Римма Ринатовна не помнила, как ложилась, но уж если проснулась в кровати, одетая в пижаму, то, видимо, легла как обычно. Возможно, слишком устала накануне или выпила лишнего… По молодости такое случалось – довольно редко, но бывало. После пятидесяти она не позволяла себе злоупотреблений, даже курить бросила, хотя дымила с институтских лет по пачке в день.
Ну, похоже, исключений из правил и в самом деле не бывает.
Итак, она перепила и на автопилоте добралась до постели. В этом факте, если оставить в стороне рассуждения о морали, не было ничего такого, что из ряда вон. С кем не бывает. Плохо было то, что она не помнила новогодней ночи. Вообще.
А вот как раз это было крайне необычно. Для кого угодно – и уж тем более для человека, который с десяти лет ведет дневник и записывает туда важные события, четко фиксирует свои доходы и расходы, составляет план дел на месяц вперед.
Она ясно помнила, как надевала свой любимый комплект украшений, как усмехнулась, представив, что появится в гостиной в полном блеске. Римма Ринатовна словно воочию увидела лицо Розы, перекошенное от зависти, которую девчонка пыталась прятать за вежливой улыбкой. Ох, как дико хотелось милой малышке, чтобы свершилась долгожданная справедливость: чтобы противную старуху прямо на пороге поразил гром и она убралась-таки на тот свет, оставив свои деньги, дорогущую машину, недвижимость и, разумеется, украшения тем, кому они нужнее. Кто сумеет найти всему этому лучшее применение…
– Придется потерпеть, детка! – проворковала Римма Ринатовна. – Я никуда не тороплюсь!
Конечно, спроси кто у Розы, любит ли она внучатую бабку, та ответит утвердительно – и в известной степени не покривит душой. И отшатнется от каждого, кто упрекнет ее в желании отправить тетю Римму на тот свет. Просто, видимо, такова жизнь: молодым хочется поскорее заграбастать то, что когда-нибудь останется им в наследство. Пусть старушка живет – на здоровье, – что ж мы, нелюди какие, что ли! Но, бог ты мой, как же хочется заполучить денежки, которые старой вешалке и тратить-то уже некуда!..
Итак, Римма Ринатовна помнила, как одевалась, как причесывалась. Фен в последнее время заедало, и она с досадой потрясла его, подумала, что после праздников надо будет поехать и купить новый. В итоге фен включился, и ей удалось уложить волосы. Она побрызгалась любимыми духами, подкрасила губы – всегда делала это в последний момент, перед тем как выйти из комнаты, и…
И ничего особенного. Прошла по коридору, спустилась по лестнице. На первом этаже витали запахи разносолов, приготовленных Региной. Римма Ринатовна предложила было заказать ужин в каком-нибудь хорошем ресторане – зачем надрываться у плиты? Но племянница отказалась: дескать, это семейный праздник, в еде должны чувствоваться любовь и тепло рук того, кто готовил. Выражение лица у нее при этом было исполнено такой снисходительной мудрости, что захотелось дать ей пинка под зад.
Откуда Регина набралась этой пошлости – уму непостижимо! Весь западный мир питается в ресторанах – всем хватает и любви, и тепла. Главное, чтобы было качественно и вкусно. И потом, это у них-то в семье любовь?!
Но хочет – пусть готовит. Если ей в радость, никто не против.
Римма Ринатовна вошла в гостиную. Там сверкала огнями огромная натуральная елка. Стол, который она по такому случаю решила накрыть здесь, был уже наполовину сервирован. На секунду сердце кольнуло сожаление: как же не хватает настоящего, искреннего веселья, детского смеха, шалостей каких-нибудь, беготни! И пусть бы кто-то из малышей опрокинул стул, разлил лимонад, перепачкался шоколадом…
Как же все чинно, скучно, по расписанию. В последнее время она часто ловила себя на мысли, что жалеет о своем одиночестве. В молодости и потом, в зрелые годы, оно никогда не казалось ей горьким и тягостным. Дел было по горло, забот хватало. И потом, она смотрела, как глупо сложилась жизнь брата, которому семейный очаг не принес счастья, как далеки они с единственной дочерью. Видела, как Регина бьется, поднимая без мужа дочь, и как эта самая дочь с трудом выносит свою мать…
Видела и вздыхала с облегчением: уж лучше одной. А сейчас почему-то пришла уверенность, что она жестоко ошиблась. Сознание непоправимой ошибки жгло душу. У нее ведь все могло сложиться хорошо и правильно – она-то, в отличие от брата и племянницы, имела трезвую голову и всегда умела устраивать свою жизнь. И семейную жизнь смогла бы наладить.
А теперь только и остается любоваться на