Пятый персонаж (Дептфордская трилогия - 1)

- Нет, не кажется. И я не выбирал это имя, его дал мне мой патрон. - (Я ничуть не сомневался, что загадочный "патрон" - это Лизл.) - Имя Айзенгрим взято из великого северного сказания, там его носит волк. И оно мне совсем не в минус, ведь люди боятся любить и любят бояться, любят испытывать перед чем-нибудь благоговейный трепет. А мое шоу не совсем обычно, оно вызывает у зрителей трепет, что и обеспечивает ему постоянный успех. В нем есть нечто родственное деяниям святых, о которых пишет Рамзи, только в моих чудесах присутствует легкий привкус дьявольщины, и это, к слову сказать, тоже предложил мой патрон. Именно здесь вы и ошибаетесь. Вам всегда хотелось, чтобы вас любили, а люди никогда не реагируют в точности так, как нам хотелось бы; общественный деятель, который хочет, чтобы люди его любили, неизбежно вызывает у них подозрение. Я был мудрее вас. Я выбрал волчье имя. А вы предпочли навечно остаться Боем, маленьким мальчиком. Не потому ли, кстати, что мать называла вас Писи Бо-бо даже тогда, когда вы были достаточно взрослым, чтобы кричать моей матери "блядя"?

- Откуда вы знаете? Все, кто знал это, давно уже умерли!

- Нет, не все, двое остались - Рамзи и я. Он мне и рассказал много лет назад, взяв с меня страшную клятву, что я ни с кем не поделюсь этой тайной.

- Да ты что! - возмутился я. - Ничего я тебе не говорил!

Я возмущался совершенно искренне - и чувствовал все нарастающее сомнение.

- Конечно говорили, иначе откуда бы мне знать? Вы рассказали мне это для моего утешения, когда Юный Богатый Властитель и его шайка издевались над моей матерью. Мы все забываем многие свои поступки, а особенно те из них, которые плохо согласуются с избранным нами образом. Вы, Рамзи, видите себя верным хранителем всех доверенных вам секретов, так зачем же вам помнить, как однажды вы выдали секрет? Данстан Рамзи, когда вы перестали быть Данстэблом?

- Меня переименовала девушка, когда я наконец освободился от материнской опеки. По словам Лизл, это сделало меня дваждырожденным. А вы заметили, что мы тут все дваждырожденные? Мы все отринули свои начала и стали чем-то таким, чего наши родители никак не могли предугадать.

- Уж ваши-то родители никак не могли предугадать в вас теоретика мифов и легенд, - заметил Айзенгрим. - Жесткие были люди, я прекрасно их помню. Очень жесткие, особенно ваша мать.

- Ошибаетесь, - сказал я. А затем рассказал ему, как моя мать изобретала и придумывала и сделала в конце концов гнездо, сохранившее ему жизнь, и как она ликовала, когда он и сам решил остаться в живых. - Она сказала, что вы борец, и это ей очень понравилось.

На этот раз растерялся Айзенгрим.

- Вы не против, - сказал он, - если я позаимствую у вас сигару?

Я не курю сигар, но шкатулка, которую он высмотрел на стеллаже, весьма напоминала дорогую, изящную сигарницу. Айзенгрим взял шкатулку, недовольно поморщился и сдул с нее толстый, многомесячный слой пыли. Его лицо изменилось.

Он поставил ее на низкий стол, за которым мы сидели, и спросил:

- Что это?

- То, что там написано.

На крышке шкатулки поблескивала серебряная табличка с четкой, изящной гравировкой (шрифт подбирал я сам):

Requiescat in pace

МЭРИ ДЕМПСТЕР

1888-1959

Терпением и верой

подобная святым

Мы сидели и молчали. Первым заговорил Бой:

- С чего это ты держишь тут эту вещь?

- Почтительность. Ощущение неискупленной вины. Леность. Я давно собираюсь пристроить ее куда-нибудь, но все не подберу подходящего места.

- Вины? - спросил Айзенгрим.

Ситуация складывалась совершенно определенная: либо я скажу сейчас, либо буду молчать до самой смерти. Данстан Рамзи настоятельно рекомендовал воздержаться от всяких откровений, но Пятый персонаж не желал его слушать.

- Да, вины. Мы со Стонтоном лишили вашу мать рассудка.

И я рассказал им про снежок.

- Тяжелый случай, - сказал Бой. - Но, с твоего разрешения, Данни, мне кажется, что ты раздул ерунду в нечто совершенно несоразмерное. Вы, старые холостяки, любите дергаться по пустякам. Я кинул снежок - во всяком случае если верить тебе и для простоты рассуждений будем считать, что так оно и было, - а ты увернулся. Это несколько ускорило развитие событий, которые, надо думать, произошли бы в любом случае, разве что чуть позднее. Разница между нами состоит в том, что ты все думал об этом эпизоде и думал, а я выкинул его из головы. И ты, и я сделали с того времени много значительно более важных вещей. Мне очень жаль, Демпстер, если я действительно оскорблял вашу мать, но вы же знаете, что такое мальчишки. Жестокие животные, а все потому, что глупые, ничему еще не научились. Но потом из них вырастают люди.

- Очень важные люди, - неприятно усмехнулся Айзенгрим. - Люди, пользующиеся благосклонностью престола.

- Да. И только не думайте, что я намерен этого стесняться.

- И даже, - заметил я, - люди, в которых сохраняется нечто от жестокого мальчишки.

- Что-то я тебя не понимаю.

Голос Пятого персонажа снова оказался решающим.

- Может быть, это освежит твою память? - Я протянул ему свою дептфордскую реликвию.