Пятый персонаж. Мантикора. Мир чудес

И тогда наконец они отбыли к себе в гостиницу. Когда мы с Лизл вернулись в лоно готического возрождения, то есть в огромный мрачный зоргенфрейский холл, я произнес:

– Хорошо, что ты сегодня вспомнила про Иуду Леввея. Его почти забыли. Но ты ошибаешься, если думаешь, что о его жизни после Распятия Христа ничего не известно. Есть апокрифические «Деяния Фаддея» – прозвище у него такое было: Фаддей, – в которых все о нем рассказано. Эти «Деяния» не вошли в Библию, но они существуют.

– И что они собой представляют?

– Сплошные чудеса. Настоящая «Тысяча и одна ночь». А он – в самом центре событий.

– Ну а я что говорила?! Очень по-человечески. Уверена, он сам их и написал.

II Смех Мерлина

1

Работал Юрген Линд не торопясь, а потому на доведение до ума «Un Hommage à Robert-Houdin» потребовалось больше времени, чем мы предполагали, и прошло почти три месяца, прежде чем Айзенгрим, Лизл и я отправились в Лондон, чтобы посмотреть, что же получилось. Из вежливой формулы приглашения вытекало, что критика приветствуется. Айзенгрим исполнял в фильме главную роль, а Лизл вложила в предприятие немалые деньги, предполагая через два-три года вернуть их с хорошими процентами, но я думаю, все мы прекрасно понимали, что если начнем критиковать Линда, то особого восторга это не вызовет. И тем не менее приличия были соблюдены.

Мы редко путешествовали втроем, но если это случалось, то не обходилось без препирательств – где остановиться. Я предпочитал небольшие приличные отели; Лизл была согласна на любой, лишь бы он назывался «Ритц» – национальное пристрастие; Айзенгрим предпочел «Савой».

Апартаменты, которые мы заняли в «Савое», точно соответствовали вкусам Магнуса. Стиль интерьера относился к началу двадцатых годов, и с тех пор здесь ничего не менялось. Комнаты были большие, а стены выкрашены в самый унылый из цветов, какими пользуются декораторы, – серовато-белый. Под потолком в гостиной – зеркало в раме шириной не меньше девяти дюймов. Электрический камин с модерновыми завитушками исторгал при включении тяжелый запах подгоревшей пыли, наводивший на мысли о мышах. Громоздкая и неуклюжая мебель в стиле двадцатых. Окна выходили на улочку, которая, по моим меркам, не тянула и на переулок, и даже Лизл называла ее не иначе как «драная улица». Но к нашему изумлению, Магнус изрек, что никто, считающий себя джентльменом, никогда не смотрит из окна. (Что он мог знать о тонкостях аристократического этикета?) Там была невероятных размеров спальня для главы семейства, и Магнус оккупировал ее, сказав, что вторую кровать в ней может занять Лизл. Моя комната – довольно большая, но, конечно, куда как меньше – располагалась ближе к ванной. Сие заведение поражало архаичным великолепием: стены выложены чуть ли не римской плиткой, ванна вровень с полом и гигантское биде. Это великолепие стоило в день столько, что я вздрогнул, даже разделив эту цифру на три, но предпочел помалкивать, рассчитывая, что долго мы здесь не пробудем. Я не скупердяй, но думаю, что благопристойная бережливость приличествует даже очень богатым – таким как Лизл. К тому же я достаточно знал нравы очень богатых, чтобы понимать: мне придется заплатить ровно треть и ни пенсом меньше.

Магнус относился к своей новой роли звезды – хотя всего лишь и звезды отдельной телевизионной постановки – без капли юмора, что мне представлялось нелепым. В первый наш вечер в Лондоне он настоял, чтобы Линд и его команда пришли к нам в гостиную «закусить». Закусить! Да от такой закуски не отказались бы Соломон и царица Савская. Увидев все это, расставленное на столе официантами, я невольно погрузился в мрачные расчеты – сколько составит одна треть стоимости сей роскоши. Кусок в горло не полезет – таким было мое первое впечатление. Другие, однако, ели и пили без всякой меры, а не успели они войти в номер, как начались намеки на то, что хорошо бы услышать продолжение истории, начатой Магнусом в Зоргенфрее. Мне тоже хотелось продолжения, а поскольку было очевидно, что за эту историю мне придется дорого заплатить, я преодолел сомнения и позаботился, чтобы получить свою долю на этом пиршестве.

Просмотр «Hommage» был назначен на следующий день на три часа.

– Прекрасно, – сказал Магнус, – у меня утром будет время совершить маленькую сентиментальную прогулку.

Вежливый интерес Инджестри и деликатно-любознательное прощупывание – по каким местам.

– Кое-что связанное с поворотной точкой в моей жизни, – сказал Магнус. – Думаю, человеку не следует пренебрегать такими традициями.

А Би-би-си ничем не может быть полезным, поинтересовался Инджестри.

– Нет-нет, – сказал Магнус. – Я просто хочу возложить цветы к подножию одного памятника.