Пятый персонаж. Мантикора. Мир чудес

Ничего. Нужно просто благодарить Бога за то, что они есть. Лизл была права: нужно смотреть на вещи шире. Но будь и мне позволителен эгоизм, я бы получил ответы на интересующие меня вопросы. Тема смерти Боя Стонтона возникает в наших беседах отнюдь не в первый раз. Прежде Магнус отделывался шуточками и экивоками, а если еще и Лизл присутствовала, то она помогала ему уходить от ответа. Они оба знали: я глубоко убежден, что Магнус каким-то образом послал Стонтона на смерть, и им нравилось подпитывать мои сомнения. Лизл говорила, что мне это полезно – не получать ответа на все вопросы, – а мое жгучее желание историка собирать и записывать факты она пыталась выставить лишь как праздное любопытство.

Итак, теперь или никогда. Магнус раскрылся перед киношниками, как еще ни перед кем не раскрывался; ну то есть Лизл, видимо, знала кое-что из его прошлого, но явно лишь отрывочно. А я хотел получить ответы на мои вопросы, пока его исповедальное настроение еще не прошло. Давай, Рамзи, куй железо. Пусть они презирают тебя за это – потом остынут, и все вернется на круги своя.

Один из способов получить правильные ответы – предложить несколько неправильных самому.

– Дай-ка я попробую угадать этих твоих «персонажей жизненной драмы», – начал я. – Он убил себя сам, потому что сам и съехал в своей машине с причала. Женщина, которой он не знал, – я бы сказал, что это его первая жена, которую я, как мне кажется, знал довольно неплохо, а он, безусловно, не знал о ней и половину того, что знал я. Женщина, которую он знал, – это, безусловно, его вторая жена. Уж ее-то он узнал как облупленную, и если когда-нибудь человек попадал в медвежий капкан, думая, что ставит ногу на цветочную клумбу, то это был Бой Стонтон, когда женился на Денизе Хорник. Мужчина, исполнивший самое заветное его желание, – наверное, это ты, Магнус, и я думаю, ты знаешь, что у меня на уме: ты загипнотизировал беднягу Боя, сунул ему в рот этот камень и послал его на смерть. Ну, как вам это?

– Меня удивляет топорность твоих подозрений, Данни. «Я стал как мех в дыму; но уставов Твоих не забыл». Один из этих уставов запрещает убийство. Зачем мне убивать Стонтона?

– Месть, Магнус, месть!

– Месть за что?

– За что? И ты еще спрашиваешь? После того, что ты нам рассказал о своей жизни? Месть за твое преждевременное рождение и безумие твоей матери. За твое рабство у Виллара и Абдуллы и за все эти кошмарные годы в «Мире чудес». Месть за лишения, которые сделали тебя тенью сэра Джона Тресайза. Месть за выверт судьбы, которая лишила тебя обычной любви и сделала белой вороной. Выдающейся, признаю, но все же белой.

– Ох, Данни, какой же у тебя неразвитый, склонный к мелодраме ум! Месть! Если бы я был такой крупной белой вороной, как ты, то я бы обнял Боя Стонтона и поблагодарил за то, что он для меня сделал. Средства, возможно, были жестковаты, но результат абсолютно в моем вкусе. Если бы он не попал моей матушке по голове тем снежком, – закатав в него камень, что, конечно же, было совсем не по правилам, – то я, вполне возможно, пошел бы по стопам отца: служил бы баптистским священником в захолустном городке. У меня были взлеты и падения – падения, надо сказать, случались мордой прямо в грязь, – но теперь я в некотором роде знаменитость и владею ремеслом, которое гораздо лучше многих других. Я более совершенное человеческое существо, чем ты, старый ты дурак. Возможно, я прожил не очень счастливую сексуальную жизнь, но, уж конечно, у меня были любовь и дружба, и большая часть того лучшего, что у меня было, сейчас со мной – в этой постели. Все хотят быть предметом поклонения, но добиваются этого лишь очень немногие, и я среди этих немногих. Я зарабатываю себе на жизнь, делая то, что доставляет мне удовольствие, а это и в самом деле большая редкость. И кто подтолкнул меня в нужном направлении? Бой Стонтон! Стал бы я убивать такого человека? Ведь именно благодаря его вмешательству в мою жизнь я владею тем, что Лизл называет волшебным мировосприятием.

Ты говоришь – месть. Да если кто и жаждал мести, так только ты, Данни. Ты всю жизнь прожил под боком у Стонтона, наблюдал за ним, предавался глубокомысленным размышлениям о нем, видел, как он погубил девушку, которую ты хотел (или думал, что хотел), тысячи раз желал ему зла. Нет, месть – это твой конек. А я никому в жизни и ни за что не хотел мстить.

– Магнус, ты вспомни, как не давал умереть Виллару, когда он умолял тебя о смерти! А что ты сделал сегодня с беднягой Роли Инджестри? Это что, по-твоему, – не месть?

– Признаю, я немного покуражился над Роли. Он причинил боль людям, которых я любил. Но если бы он случайно не вернулся в мою жизнь, то я бы о нем никогда и не вспомнил. Я не собирал шестьдесят лет свидетельства его вины, как это делал ты, храня камень, который Стонтон сунул в снежок.

– С больной головы, Магнус… Когда вы со Стонтоном вышли от меня, чтобы ехать к тебе в отель, ты взял этот камень, а потом полиция еле извлекла его из челюстей Стонтона – он так там был зажат, что пришлось выбить ему зубы!