Пятый свидетель

— Э-э… «Свидетельство о том, что другое лицо имело мотив или возможность для совершения данного преступления или имеет некое отдаленное отношение к жертве или к месту преступления, не является достаточным основанием для формальной постановки вопроса о разумных сомнениях… Вероятность виновности другого лица может быть допущена и рассмотрена, только если существуют свидетельства реальной причастности этого лица к подготовке преступления…» Понятно, тут нам ничего не светит.

Я кивнул.

— Если мы не сможем доказать, что сам Оппарицио или кто-нибудь из его головорезов находился в том гараже, нам действительно ничего не светит.

— А письмо нельзя использовать? — спросил Циско.

— Не-а, — ответил я. — Никоим образом. Фриман легко щелкнет меня по носу, если я заикнусь, что письмо является основанием. Оно дает Оппарицио мотив, да. Но не привязывает его напрямую к преступлению.

— Вот гадство!

— Именно. На данный момент у нас ничего нет, а следовательно, нет и плана защиты. Анализ ДНК и этот молоток… дают обвинению прекрасный шанс забить последний гвоздь. Простите, каламбур получился случайно.

— В отчете из лаборатории говорится, что биологических следов Лайзы на молотке не обнаружено, — сказала Аронсон. — У меня также есть эксперт по «Крафтсмену», который готов подтвердить под присягой, что по внешнему виду невозможно определить, из какого именно комплекта инструментов взят конкретный молоток. Плюс мы знаем, что дверь гаража не была заперта. Даже если это ее молоток, взять его мог кто угодно. И кто угодно мог оставить капельку крови на ее туфлях.

— Да-да, все это мне известно. Но этого недостаточно, чтобы представить картину того, что именно произошло. Если мы хотим сказать, что случилось, у нас должны быть факты, которые это подтверждают. Если их нет, нечего и затеваться. Наш ключ — Оппарицио. Мы должны иметь против него что-то такое, чтобы Фриман каждую секунду не вскакивала и не вопрошала, какое это имеет отношение к делу.

Аронсон по-прежнему не сдавалась:

— Что-то такое должно существовать.

— Что-то всегда существует. Просто мы это «что-то» пока не нашли.

Я развернулся на своем крутящемся кресле так, чтобы оказаться лицом к Циско. Он сдвинул брови и кивнул, уже поняв, что последует.

— Что касается тебя, приятель, — сказал я, — ты должен мне что-нибудь откопать. Фриман будет представлять доказательства около недели. Вот столько времени у тебя и есть. Но чтобы завтра я мог встать и бросить кости, заявив, что собираюсь доказать, будто это сделал кто-то другой, я должен быть на высоте положения.

— Начну сначала. Переверну все вверх дном, — заверил Циско. — Я найду тебе что-нибудь. Так что можешь завтра говорить то, что считаешь нужным.

Я кивнул — скорее в знак благодарности, нежели из уверенности, что ему это удастся. На самом деле я не верил, что можно что-то нарыть. Моя клиентка была виновна, и правосудию предстояло свершиться. Конец истории.

Я обозрел свой стол. На нем были разложены лабораторные отчеты и фотографии с места преступления. Я взял ту, на которой был заснят открытый портфель жертвы, валявшийся на цементном полу гаража. Он с самого начала обратил на себя мое внимание и породил надежду на то, что моя клиентка, может, и впрямь невиновна. Но это было до двух последних решений судьи о включении улик в официальный список.

— По-прежнему никаких сведений о содержимом портфеля и о том, не пропало ли из него что-нибудь? — спросил я.

— Во всяком случае, мы никаких отчетов на этот счет не получали, — ответила Аронсон.

С самого начала, когда нам передали материалы следствия, я поручил ей их изучение.

— Значит, широко открытый портфель убитого бедолаги валялся рядом с трупом, а они до сих пор не удосужились выяснить, не пропало ли из него что-нибудь?

— Они инвентаризовали содержимое. У нас есть опись. Но расследования относительно того, что могло из него пропасть, похоже, не проводили. Впрочем, Керлен неразговорчив. Он не собирается нам помогать.

— Да, вероятно, он носится с этим портфельчиком, чтобы прикрыть им свою задницу, когда я буду втыкать ему на свидетельском месте.

Аронсон покраснела. Я указал пальцем на своего сыщика:

— Циско, портфель! У нас есть опись содержимого. Поговори с секретаршей Бондуранта. Выясни, не украли ли из него что-нибудь.

— Я уже пытался. Она не желает со мной говорить.

— Попытайся еще раз. Пусти в ход тяжелую артиллерию. Вставь ей.

Циско сделал вид, что разминает руки. Аронсон покраснела еще больше. Я поднялся.

— Все, еду домой работать над вступительной речью.

— Вы уверены, что хотите выступить завтра? — поинтересовалась Аронсон. — Если вы отложите свое заявление до стадии защиты, то будете уже знать то, что сумеет разведать Циско.

Я покачал головой.

— Длинные выходные я заработал потому, что сказал судье, будто хочу выступить на открытии процесса. Пойду на попятный — он обвинит меня в том, что пятница потеряна из-за меня. Он и так уже затаил на меня зло, поскольку я разозлил его там, у него в кабинете.

Обойдя стол, я вручил Циско снимок с портфелем и на прощание сказал, обращаясь ко всем: