Пятый туз

«Классика! Кажется, это называется «Ода к радости», – подумал Лобачев. – Какая уж тут мужику радость? Он, конечно, тюфяк, но с гонором и самомнением. Такие никогда не догадываются… Он и представить себе не может, что его жена может ЕМУ изменить.

Панин – лопух! Он до сих пор считает себя в нашей группе главным …

Ну и пусть считает… Один я тоже ничего не смог бы сделать… Да, в ближайшее время наши отношения осложняться, запутаются и, не дай Бог, обострятся. Это совершенно ни к чему в момент дележки денег…

Но какова Елизавета! Она была просто великолепна. И в начале игры, и в бане… Не ожидал».

В Шереметьеве, в последний момент перед уходом в зону спецконтроля, Елизавета расцеловала обоих и вдруг потребовала от Лобачева вернуть ей негатив той пленки, что снимал вчера Караваев: «Твой сержант, Федор, очень долго снимал и, как я почувствовала, крупные планы делал. А я в таком оригинальном виде лежала. Ну, ты понимаешь. Обязательно пусть негативы отдаст, а то я стесняюсь».

На обратном пути они долго молчали, завидуя Елизавете и строя свои планы на будущее. Им очень хотелось так же вот улететь, но осталось несколько важных дел. Их можно завершить за два, ну три дня.

И тогда… «Прощай, немытая Россия».

– Сейчас едем к тебе, – начал Лобачев сухим, деловым тоном. – Ты заверши всё в квартире и завези чемоданы в офис. Завтра Караваев первых покупателей привезет… Мы сейчас у него отпечатки и пленку возьмем – и к Елагиной. Она сегодня же должна деньги на наш счет перевести. Сделает – куда денется! Я ей пригрожу, что мы можем перед этим Борисом Петровичем открыться, и тогда получит она вместо покорного слуги крепкого врага…

– Да уж, Федя. Ты ее крепко припугни. Пусть как можно больше денег пересылает…

– Любезная дама – спасибо за подсказку, – весело, с лучезарной улыбкой откликнулся Лобачев, который в этот же момент с неожиданной злостью подумал: «Индюк ты, Вова. Неужели ты серьезно думаешь, что лучше меня знаешь, как разговаривать с Елагиной. Или я не понимаю, что иметь больше денег – лучше, чем иметь их меньше. Впрочем, сегодня это тебе прощается, сегодня у тебя в головке сумбур должен быть – рога пробиваются, думать мешают».

– Ты, конечно, прав, Володя. Я очень серьезно продумаю разговор с Елагиной, – примиренчески, как бы извиняясь за свою неуместную шутку, произнес Лобачев. – Елагина – тертый калач, с ней очень осторожно надо. Но ведь все козыри у нас в руках… После Елагиной поеду на твою дачу. Здесь надо быстро и наверняка с этой Галаевой решить. Пусть выбирает: деньги и молчание или… И после этого надо будет Слесаря отпустить.

* * *

Лобачев ожидал, что разговор с Елагиной будет сложным, но ошибся. Удивительная женщина – миллионный вопрос она решила за пять минут.

Быстро просмотрев фотографии и документы, написанные Корноуховым, она только уточнила «место захоронения» и отдала необходимые распоряжения главному бухгалтеру. После этого она неожиданно заботливо обратилась к Лобачеву:

– Все в порядке, Николай Николаевич. Можете не беспокоиться. Завтра в одиннадцать звоните в Будапешт – деньги будут на вашем счету. – Она хитровато улыбнулась и продолжила: – Есть у меня уверенность, Николай, что вы не Николай. И еще, есть такое чувство, что наш новый общий друг может понадобиться вам несколько раньше, чем мне… Если что, мы с Корноуховым всегда готовы вам услужить… Не пропадайте. У меня, кстати, есть еще пара главных героев для ваших спектаклей. Только уж теперь не у меня на даче – вы мне весь участок так перепашете… Через две недельки появляйтесь, и о дальнейших планах поговорим. Всего доброго… Николай!

Лобачев не мог не радоваться ходу событий. И только где-то в глубине затаилась холодная, жестокая и ехидная мысль: если несколько дел подряд проведено очень успешно, значит, впереди ждет очень крупная неприятность.

Лобачев твердо знал это правило… Оно называлось «Закон подлости»…

Но из любых правил есть исключение. А он любил работать не по правилам, а лихо проскакивать в эти самые исключения из правил.

Осталось только с Галаевой вопрос решить, и можно хвататься за чемоданы.

С этой дамочкой тактика разговора проста: или-или… Лобачев осторожно свернул с основного шоссе и начал медленно пробираться по улочкам Валентиновки.

По тем самым улочкам, по которым час назад проехала светлая «Волга» Савенкова.

* * *

Борис Петрович вернулся домой около часа ночи. Он предстал перед женой в жалком и одновременно очень комичном виде: взъерошенный, в чужом спортивном костюме и с дорогим черным кейсом в руках.

Он быстро рассказал жене довольно правдоподобную историю о том, как он присутствовал на очень важном следственном эксперименте в подмосковном лесу и как, пытаясь задержать подследственного, соскользнул в болото. Этот рассказ объяснял все – и его нервозность, и усталость, и испачканные в земле руки.

Корноухов отказался от ужина и бросился спать, подсознательно надеясь, что завтра утром все встанет на свои места. В шкафу его будет ждать вчерашний костюм и любимый галстук, а тот сон со зверским убийством на даче забудется… Как это и положено кошмарному сну.