Пятый уровень

Тим решил, что больше ему здесь делать нечего. Он откинул руку назад, расчищая себе дорогу, — та наткнулась на пустоту. Тим развернулся и побежал. Но пробежка была недолгой. Сзади ему врезали по щиколотке — ноги заплелись одна за другую, словно двое пьянчужек, и Тим загремел на траву. Кто-то с разбегу уселся на него верхом и вцепился в руки, которыми он закрывал лицо.

— Убери руки!.. Убери, урод!..

Тим попытался перевернуться на живот — не дали. Тот, кто сидел на нем, имел, наверное, килограмм шестьдесят весу. Сверху, сбоку посыпались удары. Били грамотно, подлецы. Когда терпеть стало совсем невыносимо, Тим выгнулся дугой и сбросил-таки с себя тяжелую ношу. На какой-то миг он увидел над собой полное раскрасневшееся лицо того самого парня в полосатой рубашке. Парень перелетел бы через Тима, если бы Тим не вцепился зубами ему в нос.

— МА-МА-МА-МА-МА-МА-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А! — заорал толстый.

Тим согнул большой палец и ткнул косточкой ему в бок. Толстый подавился собственным криком. В его глазах светилось бешенство и глупое безграничное удивление.

— Теперь отвали, — процедил Тим и оттолкнул толстого от себя.

Он рывком вскочил на ноги, вполне готовый к тому, что сию же секунду снова окажется на траве. Его обступили человек пять: класс седьмой-восьмой. Может, и девятый.

Рожи грубые, хмурые, недоделанные какие-то. Бандитские рожи, одним словом. Все острижены под Витька из «Дюны». Рыжий стоял в метре от Тима. Он продолжал улыбаться и сучить ногами. «Сейчас пяткой врежет», — подумал Тим.

— Пачка! — неожиданно выкрикнул рыжий.

Откуда-то снизу донеслось глухое ворчание.

— Чего?

Это был толстый. Он медленно поднимался с колен, сверля Тима злыми поросячьими глазками.

— Этот хмырь тебя обидел? — спросил у него рыжий.

Пачка молча оскалился.

— Я его тебе дарю. Можешь закопать на месте.

И рыжий отступил в сторону. «Поединок чести, — усмехнулся про себя Тим. — Знаем мы эти игры…»

Он быстро оглянулся, еще надеясь убежать, но наткнулся на ухмылки стоявших сзади парней. Пачка, не отрывая взгляда от Тима, провел рукавом под носом, оставив на рубашке красную полосу. Потом громко фыркнул и сплюнул, стараясь попасть на Тимины кроссовки. Тим отступил.

— Я ему глаза на задницу натяну, — пообещал Пачка и шагнул вперед. — Я ему ноги повырываю. Я ему…

Тим прикинул, что у него пять шансов из пятидесяти. Пачка раза в полтора тяжелее его. И этим все сказано. Один хороший удар — и Тим будет размазан по траве, словно масло по хлебу.

— … я ему голову отверну…

Значит, что?.. Значит, Тим сам должен начать отстрел диких бешеных поросят. Сам. И чем быстрее, тем лучше.

— … я его землю есть заставлю…

Он одолел расстояние до Пачки в один прыжок. И — прыгнул снова. Когда красные, трясущиеся от злости щеки Пачки оказались чуть ниже уровня Тиминой груди, он выбросил вперед правую ногу. БА-АХ… С глухим стуком нога врезалась в грудную клетку.

— … я ему-у… ы… ы… ы…

Пачка осекся на полуслове и неожиданно отлетел назад шага на три. И когда он бухнулся на землю, словно мешок с цементом, Тиму стало по-настоящему страшно.

Он увидел лица остальных ребят. Те равнодушно смотрели на поверженного Пачку и с каким-то нехорошим предвкушением — на Тима. Улыбался только рыжий — хотя лучше бы он не улыбался вовсе.

— Ну что? — хриплым голосом спросил Тим. — Кто записывался следующим?

Рыжий перешагнул через Пачку.

— Чак Норрис, — ухмыльнулся он. Короткий замах, выпад; у самого лица — кулак с побелевшими костяшками пальцев. Тим увернулся. Потом — резкий неожиданный толчок в грудь. Сзади обнаружилась пустота, абсолютная, словно в вакуумной камере, — она втягивала в себя, она перевернула Тима через голову, отчего у него перед глазами остались мелькать зеленые полосы.

Громкое ржание. Тим лежал на траве, раскинув в стороны руки. Рядом что-то шевелилось. Значит, его все-таки бортанули через шестерку. Невысокий парень с треугольным лицом поднялся с колен и потрепал Тима по щеке.

А потом ударил ногой под дых.

* * *

— … Еще раз намылишься в эту сторону, сопляк, белые тапки сразу заказывай. Понял?

Тим последний раз взглянул на рыжего — чтобы запомнить. И, повернувшись, пошел к Кольцевой. Сзади слышалось веселое похихикивание.

Дома Тим с остервенением стянул с себя джинсы и швырнул их в бак. Потом подошел к зеркалу и посмотрел на себя. На правой скуле — темное пятнышко, под носом — чешуйки засохшей крови. Могло быть и хуже. Серегино лицо в сравнении с этим — настоящая батальная картина рядом с белым листом бумаги. Или даже морская картина. Или даже натюрморт. Потому что за последние две недели Серегино лицо стало синим. Как баклажан.

Глава 4