Слова сыпались на цифровой лист и каким-то чудом строили предложения. Иногда история заводила меня в такие дебри, что хотелось разбить ноутбук о стену. Порой клавиатура казалась липкой и грязной от напечатанных слов. Пару раз я вставал ночью, чтоб записать очередную «гениальную» идею. Утром стирал ее, морщась от своей глупости. Но это все неважно. Главное в том, что мне становилось легче. Что хочу сказать: конечно, спасибо моему старенькому Asus. Благодаря ноутбуку литры не выпитого мной алкоголя были выпиты другими. Психологи и без моих денег заработали себе на квартиры. А я, поставив точку в этой истории, пошел дальше набираться опыта, который тоже когда-нибудь попросится на бумагу.
Сейчас рядом со мной любимая семья. Алинка на седьмом месяце, ходит надутая и важная, как воздушный шар. Машка становится невыносимым подростком (я был хуже, намного хуже). Дашка — избалованная и вредная. Но я люблю их больше жизни. В том мой смысл и мое счастье. Меня окружают верные друзья (Тоха и Анька, привет) и сильные враги. Куда же без них? А что касается реального и вымышленного, то я отвечу: «разве вымышленное не является реальным?» И если мы о чем-то думаем, перебираем там что-то в своей черепной коробке, то, по факту, это уже реально. Неважно, можно его потрогать или нет, оно просто есть. Мы мыслим, а значит создаем. Создаем по образу и подобию. Создаем, потому что иначе не можем. В этом наша природа. В этом наша жизнь.
Отбросив в сторону снисходительную улыбку скептика, я на полном серьезе принимаю возможность существования нашего мира, как продукта какого-нибудь приложения, рожденного симбиозом фантазий индуса визионера и русского программиста. Пусть так, я нисколько не расстроюсь. Ведь если я счастлив, то какая в п. зду разница?
P. S. к вступлению
7:00
Новости. Тезисы.
Обострение конфликта. Вооруженные силы подняты по тревоге. Все службы работают в режиме повышенной готовности. Отменены занятия в школах.
7:45
Звонок на пульт охраны.
— Дежурная, диспетчер Земцов, слушаю.
— Вовка, это Саныч…
Земцов смотрит на часы.
— Дядь Саш, рано ты, пятнадцать минут до пересменки еще.
— Знаю. Тут другое. Ментов звать надо, и… пожарников походу…
7:54
Пожарная часть. Воет сирена.
— Куда? — Пашка садится в Камаз.
— На кладбище, — сонно тянет Василич.
— Че там?
— Сатанисты могилу подпалили.
8:38
Автомобиль Тойота Королла. Звонок. Майор берет трубку.
«Да, родная. Привет. Вызвали. Не знаю. Труп. Вадим в отпуск уехал, некому больше. Давай позже наберу? За рулем. Нет. Тебе интересно? Могилу Кузнецова вскрыли. Да, того самого. Угу. Муж Олеси Бойченко. Облил тело бензином и поджег. Да. Не знаю. Повесился он. Там же на кладбище. Кать, давай потом а? Угу. Хорошо. Давай. Целую».
8:42
Северная Атлантика. Подводная лодка. Командный пункт.
— Тысяча три, тысяча два, тысяча один. Пуск!
8:49
Дивизион ПВО. Расположение роты. Крик дневального.
— Тревога!
9:04
Ракетная часть РВСН. Мобильный комплекс РТ-2ПМ2 «Тополь-М».
— Че теперь?
— Пиздец теперь. Жми.
— Читай, — говорит майор, толкнув пальцем покачивающееся в удавке тело.
Веревка скрипит. Майор задумчиво смотрит. Сержант с близкой своему возрасту фамилией разворачивает записку, читает:
— Людям, — начинает Молодых, но медлит на полуслове. Голос сержанта высокий, елейный, не такой, каким ему представляется голос автора. — Я, Бойченко Антон Витальевич, — откашлявшись, понижает тон Молодых, — муж без вести пропавшей Бойченко Олеси. — Молодых смотрит на майора, майор смотрит на труп. Сержант читает дальше. — Если это записка у вас, значит, меня уже нет. (Шшык-шшык — трется шнур о ветку) Все что я мог, я сделал. (Шшык-шшык) Нелюдям, — паузой подчеркивает заголовок Молодых. — Да воздастся каждому по делам его… — Слова звучат наиграно, точно Есенин у школьника. Молодых морщится, но продолжает. — Кузнецовым (снова пауза). Без меня вы будете спать спокойней. Зла на вас не держу. Живите. — Молодых не знает, кто такие Кузнецовы и почему висельник разрешает им жить. — Родным (пауза). Я вас люблю. У родителей прошу прощения, у друзей — понимания. В своей смерти не виню никого…
Вдалеке грохочет. Молодых ждет тишину. Он уже прочел последнее предложение и хочет произнести его подобающе. Когда снова слышен скрип веревки, сержант не глядит в листок.
— Похороните рядом с Ласькой, — слишком громко произносит он.
Шшык-шшык…
Майор берет записку. Смотрит. Почерк ровный, аккуратный. Перечитывает. Слова спокойные, подобранные. Лист бумаги по линейке загнут конвертом. «Значит, давно все решил», — думает майор. Он коротко вздыхает, но так, чтоб не слышал сержант и негромко командует:
— Снимайте.