Я вскрикиваю, когда Хаггерти вытаскивает меня из машины, словно я резиновая. Он крепко прижимает меня к своей груди и шепчет:
— Не говори больше о нем. Он был моим лучшим другом. Пожалуйста.
— Мне так жаль, — шепчу я, пытаясь сдержать слезы.
Хаггерти действительно больно, и все из-за меня.
Я сука.
Через секунду после того, как я вхожу в дом, я сгибаюсь в животе и смотрю на свои ноги, которые расплываются на темном кафельном полу.
Что, черт возьми, это было? И какого черта тут висит на стене?
Я возвращаю взгляд к огромной картине, а затем быстро опускаю взгляд на пол. Как? Почему? Кажется, меня сейчас вырвет.
— Да, даже мне придется к этому немного привыкнуть, — бормочет Хаггерти.
Думаешь? Немного? Да меня сейчас стошнит.
— По крайней мере, мы выглядим шикарно, по-другому, но шикарно и восхитительно счастливы.
Нет, нет, мы выглядим чертовски женатыми.
Откуда доносится этот лай? Я поднимаю голову и выпрямляюсь. Я бросаю взгляд на массивное полотно, но тут же снова опускаю взгляд в пол. Откуда вообще взялась эта фотография? Мы же никогда ничего подобного не делали. Что это значит? Мы что, теперь будем жить как супружеская пара? Как они вообще умудрились все это устроить? У нас же совсем не было времени.
Хаггерти делает несколько шагов, останавливается и смотрит в стену.
— Ну, вот и все, — бормочет он. — Лучше найти эту чертову собаку.
Итак, у нас есть собака. Ничего страшного. Но это очень важно, потому что я не хочу собаку и уж точно не хочу быть чьей-то женой.
Глава восемнадцатая
Рыжевато-коричневый окрас, крошечная головка, четыре лапы-палочки… Эта собака чихуахуа? У нее такие же заостренные уши, как у этой породы, и короткий хвост.
— Это девочка, — говорит Хаггерти, придерживая ее одной рукой и закрывая заднюю дверь.
— Ладно, откуда ты это знаешь?
— Я заглянул ей между ног.
Что ж, это подтвердило бы его предположения.
— Хорошо, это девочка-собака. Так у нее есть ошейник с какими-нибудь бирками? Имя?
— Ничего подобного.
— Имени нет?
— Насколько я знаю, нет.
Что-то в том, как Хаггерти произносит это, противоречит тому, как он ее держит. Он знает это животное. Она знает его. Она чувствует себя совершенно непринужденно в его присутствии, смотрит на него так, словно не видела его миллион лет, и хочет убедиться, что он действительно здесь.
— Ты знал обо всем этом? О доме, собаке, о нашей огромной свадебной фотографии на чертовой стене?
Он качает головой.
Я смотрю ему в глаза, пытаясь найти следы лжи. Но не вижу ни следа.
— Все это очень сюрреалистично. — Я упираю руки в бока и тяжело выдыхаю.
— Так и есть, — соглашается Хаггерти, в то время как собака внезапно начинает дрожать. — Ты в порядке. Я держу тебя. Вот, устраивайся поудобнее, собачка. — Хаггерти прижимает крошечного щенка к груди, а потом прижимает его подбородком к своей шее. Он обхватывает ее руками, и она балансирует на них, как мячик. — Она милая, — говорит он.
— Если ты так говоришь. — Да, он знает эту собаку. Она тоже его знает.
— Ты имеешь в виду, приучена к лотку?
Я пожимаю плечами:
— У меня раньше не было животных.
Глаза Хаггерти округляются. Он смотрит на меня так, словно думает, что у каждого в детстве была собака или, по крайней мере, кошка.
— У тебя никогда не было домашних животных, даже рыбок?
— Не-а. Никогда.
— Это реально странно.
Я едва сдерживаю смех:
— Так и есть, да?
Он кивает:
— Что ж, думаю, это еще один твой первый раз. — Он опускает глаза. — Я-я… Я не имел в виду, понимаешь, я не…
— Знаю, — говорю я.
Хаггерти неловко переминается с ноги на ногу, а затем оглядывает маленькую, старомодную кухню, через которую мы прошли, чтобы войти в дом.
— Как насчет того, чтобы ты прочитала, что в папке на столе, а я подержу эту собаку.
— Что? Ты не можешь читать и держать собаку на руках одновременно? — Я закатываю глаза.
Хаггерти ухмыляется.
— Как ее зовут, Лэйн? — спрашиваю я.
Он смотрит мне прямо в глаза. Я знаю, что он знает. Я также знаю, что он большой лжец.
— Как кого зовут?
— Ты знаешь, о ком я говорю.
Он делает паузу, прежде чем произнести:
— Джеза.
Я так и знала. Эту собаку Хаггерти хорошо знает.
— Это твоя собака, не так ли?
— Да. — Глаза Хаггерти загораются. — Она хорошая девочка. — Он наклоняет голову и целует ее. — И она приучена к лотку.
Почему здесь его собака? Это его дом? Он сказал, что квартира была не тем местом, где он по-настоящему жил, так это здесь? Нет! Они не перевезли бы нас к нему домой, если бы думали, что за нами охотятся. Это не имеет никакого смысла.
— Как Джеза здесь оказалась?
— Я могу рискнуть и сказать, что она сыграет роль в нашей новой истории для прикрытия, поскольку она на свадебной фотографии.
— Хорошо. — Я вздыхаю.
— Тебе сложно это принять, да?
Я держу большой и указательный пальцы на расстоянии примерно сантиметра друг от друга и недружелюбно улыбаюсь ему:
— Совсем чуть-чуть.
Хаггерти ухмыляется.