Пиф-паф

Мне-то оно известно во всех ипостасях, но в потаенных сводках отдельных ведомств оно также отражено. От покалеченности судеб, разочарований в жизни — много ли в веках на Руси существовало бродяжничества, нынешним языком говоря — бомжевания? Много, ой, много. И малюсенькая Чечено-Ингушетия, не в пример больше любой республики СССР — давала приют тысячам тысяч РУССКИХ мужчин и женщин с исковерканной судьбой. Отверженным любого возраста. Почему они стекались сюда? Да, тут большую часть года тепло. Хотя отнюдь не это было главным. Здесь (может быть, потому, что сами навидались любого горя?) давали незамысловатый приют и никогда не обижали неприкаянных русских бродяг. В романе "Асан" с его "правдой о Чечне" — ухитрился автор ушмыгнуть от любых примет бытописательства очень ярких в своей этнографии народов. Даже нигде тут нет упоминаний о национальной кухне. Когда, допустим, вайнах вкушает восхитительный чапельгиш или употребляет из плошки жижиг-галнаш.

А при домах моих знакомых Магомеда Идигова, Кюри Батаева, Салмана Тангиева, Султана Татаева и др., др. — всегда могли рассчитывать на дармовую тарелку жижиг-галнаша и рулончик чапельгиша от двух до шести постоянно проживающих при доме русских немощных, сирых и отверженных Которых никто не попрекал куском, вынуждая батрачить и отрабатывать этот кусок.

И глядь (по военному времени) — появилось множество душераздирающих замет и телесюжетов, что вот там чеченцы нашего плененного солдата обратили в рабство средь горных захолустий, и еще в нескольких отшибных местах Чечни произошло подобное.

А мне идут на ум американские президенты. До чего же это беспросветная голытьба! Ибо имеют они всего одну госрезиденцию — бревенчатый Кэмп-Дэвид. И даже, представьте, не в оцилиндрованном бревне, а диковидном. Тогда как в России даже средней руки расхититель не возведет себе хором менее чем в оцилиндрованном шведском бревне!

И как не счесть алмазов в каменных пещерах — так не счесть у нас тайных и явных президентских резиденций, дворцов, и в беспортошной стране воздвигаются всё новые.

А ныне почивший патриарх Алексий № 2, он же немец Ридигер, выдававший себя за эстонца, он же агент КГБ по кличке Дроздов, он же обладатель почетной грамотки от КГБ? О, бездну резиденций как в России, так и за рубежом имел этот пастырь и окормитель. Одна из них — в подмосковном Софрино. Отсюда выезжал окормитель и исповедник окроплять и освящать любые объекты. Как знать, может, окропил бы он и невданный даже по нашим временам замок, воздвигнутый рядом с ним, по соседству. — не возьми замок штурмом спецназ.

Наперечет имевшие место случаи рабства в Чечне? Ну-ну. А здесь, под боком у Москвы, смахивали слезу от увиденного уж никак не сентиментальные бойцы спецназа. Ибо всего-то микрскопическому нашенскому административному прыщу возвели за бессчетные миллионы долларов замок ДЕСЯТКИ МЕСЯЦАМИ СОДЕРЖАЩИХСЯ В РАБСТВЕ ТАДЖИКОВ И УЗБЕКОВ. В НОЖНЫХ И РУЧНЫХ КАНДАЛАХ, С КОЛОДКАМИ НА ШЕЕ. А сколько таких объектов остались неразглашенными и в самой Москве, и в Подмосковьи?

И ныне восплакивают назначенные к тому СМИ о зверствах иудеев в Газе. Но там, в Палестине, счет ведется на каждую загинувшую душу. А нам опять даже с точностью до десяти тысяч неизвестно, сколько мирных жителей истреблено в Чечне: 170 тысяч или все-таки 190?

Давно, на линии Маннергейма, девятилетним, в 1945 году я испытал единственный в своей жизни СМЕРТЕЛЬНЫЙ страх. Да возьмись в тех обстоятельствах хоть Илья Муромец, Гастелло или Талалихин — такой же страх испытали бы и они.

А вот смертельных стыдов за свою последующую жизнь испытал я более тридцати. И когда академик Владимир Петрович Харченко, удачно распилив меня в области грудной клетки почти пополам — выпустил меня из реанимации в палату, возле палаты ко мне обратились два красивых, не отведешь глаз, мальчугана:

— Дядя, а больной Эльмурзаев в какой палате?

— В восьмой, ребятки. Только он сейчас на облучении. Приходите вечерком.

Почему сказал я мальчикам — приходите вечерком? Потому что думал: это — НАШИ, с третьего этажа, из детской онкологии. Ведь недаром у мальчиков какой-то дефект в походке, тяготение при ходьбе держаться за стенки. Но они были не с третьего этажа. Они были племяшами, которых привезли из Грозного проведать родственника. А ходили, держась за стенки, потому, что русский дяденька со штурмовика обронил бомбу на их дом. И Тугану раздробило обе ноги выше ступней, а Вахе левую. Ниже колена.

Таков был мой очередной смертельный стыд. За то, что я тоже русский дяденька.

А за кремлевскими стенами и на Арбатской площади тем временем размышляли в торопливом запале: нет-нет, нельзя никого оставить чистенькими! Надо все рода войск, пусть даже и самых сторонних, замарать о кровопролитие в Чечне!

Так была брошена на Чечню и матушка моя, укрывшая меня, вражонка н народа в 1938 году — морская пехота.