Пифагор

"О нем рассказывают много удивительного. Так, однажды, прогуливаясь на Самосе, он увидел с берега корабль под парусом и сказал, что сейчас он потонет, — и он потонул на глазах. Отведав воды из колодца, он предсказал, что на третий день случится землетрясение, — и оно случилось" (Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. I. 116). И еще несколько историй аналогичного рода. Интересно, что некоторые из них связываются то с Ферекидом, то с Пифагором. Например: "Лакедемонянам он (Ферекид. — И. С.) дал совет не держать в цене ни серебро, ни золото… Впрочем, иные относят это к Пифагору" (Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. I. 117). Впрочем, и тут тоже удивляться не приходится. Известно, что и Пифагор считался пророком и чудотворцем, в чем-то схожим с Ферекидом (вполне возможно, что он и сознательно позаимствовал кое-что из стиля поведения сиросца). И поэтому рассказы об одном и о другом могли по ассоциации налагаться друг на друга.

Ферекид "спорит" с Анаксимандром за право считаться первым греческим прозаиком. Как называлась написанная им книга, в точности неизвестно: то ли "Теогония", то есть "Происхождение богов" (в таком случае Ферекид точно ориентировался на Гесиода, у которого есть поэма с таким же названием), то ли "Богосмешение", то ли "Семинедрие". Последние два варианта звучат довольно загадочно, и как их толковать — понять трудно, поскольку от труда сохранилось лишь несколько небольших отрывков.

Впрочем, даже из них ясно: Ферекид излагал мифы, но излагал их, так сказать, неортодоксально, допуская существенные отклонения от общепринятых у греков представлений. Последнее видно уже из фрагмента, процитированного чуть выше. Если обычно считалось, что боги некогда родились, а до того их не было, то у Ферекида фигурирует некая первичная "троица", которая существовала всегда. В этой триаде Зас (Зевс) персонифицирует эфирные выси неба, Хтония — подземные глубины, а Хронос — время как космогоническую прапотенцию ^{88}. Весьма вероятно, что Ферекид был как-то связан с орфизмом, близким к которому являлся и возникший позже пифагореизм.

Где Пифагор встретился с Ферекидом и где учился у него? Вопрос опять же непростой. Ферекид явно был странствующим мудрецом. В одном из вышеприведенных известий указано, что бывал он и на Самосе. Так почему бы было именно там не произойти знакомству двух мыслителей?

Называются, впрочем, и иные варианты. "Переехав на Лесбос, он (Пифагор. — И. С.) через своего дядю Зоила познакомился там с Ферекидом" (Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. VIII. 2). Таким образом, здесь в качестве места встречи фигурирует другой крупный эгейский остров — Лесбос. Насколько можно этому верить? Непонятно. Тем более что в свидетельстве упоминается еще и какой-то новый персонаж — дядя Пифагора, о котором в других источниках вроде бы никаких данных нет.

Или вот: "Как только возникла тирания Поликрата, Пифагор в возрасте приблизительно восемнадцати лет… переправился в Милет к Ферекиду, Анаксимандру-физику и Фалесу и, пробыв у каждого из них некоторое время, общался с ними так, что все они его полюбили, удивляясь природной его одаренности, и сделали участником своих бесед" (Ямвлих. Жизнь Пифагора. 2. 11–12).

А тут уж и вовсе сплошная путаница. С Фалесом, как мы уже знаем, Пифагор вообще не мог видеться. Анаксимандр и Ферекид поставлены в связь друг с другом вполне безосновательно: они принадлежали к совершенно разным традициям. Да и с хронологией туго: когда на Самосе пришел к власти тиран Поликрат, Пифагору было уж точно не 18 лет, а около тридцати — поздновато для начала ученичества.

Наконец, есть и сведения о том, что встречи Пифагора и Ферекида происходили на Делосе — священном острове Аполлона. Именно там, согласно наиболее распространенному мнению, скончался Ферекид. Причем умер он якобы от некой загадочной "вшивой болезни", которая (правда, в связи с другим человеком — римским полководцем Суллой ^{89}, который тоже будто бы от нее страдал) описывается так:

"…Вся его плоть сгнила, превратившись во вшей, и хотя их обирали день и ночь (чем были заняты многие прислужники), все-таки удалить удавалось лишь ничтожную часть вновь появлявшихся. Вся одежда Суллы, ванна, в которой он купался, вода, которой он умывал руки, вся его еда оказывались запакощены этой пагубой, этим неиссякаемым потоком — вот до чего дошло. По многу раз на дню погружался он в воду, обмывая и очищая свое тело. Но ничто не помогало. Справиться с перерождением из-за быстроты его было невозможно, и тьма насекомых сделала тщетными все средства и старания" (Плутарх. Сулла. 36).