Подойдя ближе, Пифагор обратился к кормчему по-финикийски:
— Не прими, Дукетий, моё любопытство за назойливость. Меня заинтересовало, на каком языке ты говоришь с сыном.
— На сикелском, — пояснил кормчий, скосив взгляд на Пифагора. — Ты, наверное, слышал о моём народе.
— Конечно, — отозвался Пифагор. — О сикелах мельком вспоминал наш певец Гомер, рассказывая о плаваниях в этих местах своего героя Одиссея.
— А как ты догадался, что у второго весла мой сын? — перебил сикел. — Ведь он весь в мать, да будут к ней милостивы подземные боги. Туя была шарданкой...
—
Когда посветлело, выплыло напуганное лицо кормчего, и Пифагор услышал:
— Вот ты и ожил. Только я тебе начал рассказывать про странствия родичей моей жены, вижу, ты глядишь сквозь меня, вроде бы заснув с открытыми глазами.
— Да. Мне, кажется, что-то пригрезилось, — ответил Пифагор, проводя ладонью по лбу. — Я словно перенёсся в то время, когда лелеги, мои предки, совершали вместе с сикелами поход на Египет. Это было тогда, когда эллинами себя называло крошечное племя, жившее в горах, а все острова, большие и малые, принадлежали нам, народам древнего корня, — карийцам, шарданам, тирренам, лелегам, пеласгам. По матери я не иониец, а лелег с острова близ материка, западной частью которого владеет сейчас царь персов. Но ты о чём-то меня спросил?
— Как ты узнал, что это мой сын?
— По одному произнесённому тобою слову. Я, в отличие от остальных эллинов, не интересующихся чужими языками и называющих всех, кто не говорит по-эллински, варварами, пытаюсь увидеть в каждом из языков тропу, ведущую в прошлое, когда мир был иным, чем ныне.
Юноша, как заметил Пифагор, не отрываясь смотрел на него, машинально двигая веслом.
— Ты меня не познакомил с сыном, — обратился Пифагор к кормчему.
— Это мой младший, Тилар, — сказал Дукетий. — Он знает язык эллинов и читать по-эллински умеет. А старший у меня воин.
— Мне показалось, Тилар, что тебя заинтересовали мои мысли, — обратился Пифагор к юноше.
— Ещё бы! — заговорил юноша. — Меня тоже влечёт старина. Но из наших песен не узнаешь о плаваниях древних народов. Они прославляют Адрана, в честь которого дали имя моему брату, наших покровителей паликов, прозорливого царя Кокала. Эллины, поселившиеся у нас в Энне, называют Адрана по-своему, Аресом, а паликов — Диоскурами. Картхадаштцы же именуют Адрана Мелькартом. А о Кокале, стремясь присвоить нашу славу, эллины присочинили, будто бы у него нашёл убежище человек, прилетевший с какого-то далёкого острова и создавший для него много полезного — неприступную столицу, лечебные паровые бани в подземной пещере и много другого.
— Не мешало бы нам, сикелам, объединиться, — вмешался Дукетий, — и с помощью Адрана прогнать с острова эллинов. Ведь когда-то славный царь Кокал правил всей Сикелией... Но вот, смотри, показался Эрик.
Пифагор повернул голову.
Прямо впереди на фоне неба вырисовывался конус зелёной горы со срезанной верхушкой. Она возвышалась над уходящим к востоку плоским побережьем.
— Эрик. Один из трёх мысов нашего острова, — пояснил Дукетий. — Здесь мы наберём воду и отдохнём.
— Можно, отец, я покажу Пифагору эти места? — спросил Тилар.
— Конечно же, — сказал Дукетий, улыбаясь. — Поведи его на гору. Жаль, что она не так высока, как Этна. Далеко с неё не увидишь.
Эрик
Небольшая гавань не без труда вместила самосскую флотилию. Пока самосцы, высыпав на берег, радовались возможности размяться, Пифагор в сопровождении Тилара поднимался на вершину горы, к городку элимов, расположенному на северном её склоне.
До этого дня Пифагор был уверен, что Сикелия до финикийцев и эллинов была заселена племенами сиканов и сикелов. Об элимах он никогда не слышал.