Пифагор

«Явился у них (сибаритов. — И. С.) демагог Телис и своими обвинениями против высшей знати убедил сибаритов отправить в изгнание пятьсот самых богатых граждан, а имущество их конфисковать. Изгнанники прибыли в Кротон и прибегли к алтарям, стоявшим на агоре, с мольбой о защите. Тогда Телис отправил к кротонцам послов с требованием либо выдать изгнанников, либо ждать войны. Собрали народное собрание и вынесли на обсуждение вопрос, следует ли выдать просителей сибаритам или отважиться на войну с более сильным противником. Синклит и народ пребывали в нерешительности. Поначалу мнение большинства склонялось к выдаче просителей ввиду угрозы войны. Но после того как философ Пифагор подал совет спасать просителей, мнение их переменилось и они предприняли войну за спасение просителей. Сибариты пошли на них войском в тридцать мириад, кротонцы выставили против них десять мириад под командованием атлета Милона, который благодаря своей огромной силе первым обратил в бегство противников. Рассказывают, что сей муж, будучи шестикратным победителем на Олимпийских играх и обладая отвагой, соответствующей его телесной мощи, пошел в бой увенчанный олимпийскими венками и обряженный в наряд Геракла — львиную шкуру с палицей. Виновник победы, он снискал восхищение сограждан. В гневе кротонцы не пожелали брать живьем ни единого пленного и всех, кто во время преследования сдавался, убивали на месте. Поэтому большинство сибаритов были изрублены, а город Сибарис они разграбили и сделали его совершенно пустынным» (Диодор Сицилийский. Историческая библиотека. XII. 9—10).

В приведенном свидетельстве конфликт носит социально-политический оттенок. Кротонские (да и всякие иные) пифагорейцы были, как говорилось выше, приверженцами аристократического правления и резко отрицательно относились к демократии. А в Сибарисе будто бы установился демократический строй, и его лидер Телис даже назван «демагогом». В действительности же Телис, судя по всему, был тираном[138], но он проводил антиаристократическую политику (как и многие представители тирании той эпохи).

Далее, специально указывается, что именно Пифагор своим выступлением в кротонском народном собрании переломил ход обсуждения вопроса, пойти ли на уступки сибаритам или же принять бой, несмотря на перевес противника в силах. А армию Кротона в войне возглавил не кто иной, как пифагореец Милон — знаменитейший борец, о котором мы уже рассказывали. Не случайно он, сильнейший человек тогдашнего греческого мира, решил даже в битве уподобиться сильнейшему из мифических героев — Гераклу.

Названная Диодором численность войск у двух враждующих сторон — 300 тысяч у сибаритов, 100 тысяч у кротонцев — разумеется, чудовищно преувеличена. Не могло в греческом полисном мире архаической эпохи быть таких огромных армий. Как минимум раз в десять эти цифры стоило бы убавить. Но, видимо, кротонцев действительно было меньше (хотя, наверное, все-таки не в три раза), и тем не менее они нанесли противнику полное, сокрушительное поражение. А те, в сущности, не смогли оказать никакого сопротивления. Причины такого исхода в общем виде вполне ясны: хваленая пифагорейская дисциплина кротонских воинов оказалась противопоставлена распущенности самоуверенных сибаритов.

Результат войны конечно же прогремел по всей Элладе. Еще бы: сошлись в схватке два полиса, считавшихся более или менее равными, а закончилось дело тем, чего обычно не бывало: один из городов не просто одержал победу над другим (с последующим заключением мирного договора, наложением контрибуции, территориальными уступками и т. п.), а совершенно разгромил его, стер с лица земли.

Сибарис прекратил свое существование и никогда уже больше не возродился. Те немногие из его жителей, которые сумели уцелеть в конфликте, стали скитальцами без отечества и окончили жизнь на чужбине. А место, где некогда стоял славный город, несколько десятилетий находилось в запустении. Лишь в середине V века до н. э. там возникло новое поселение — колония Фурии. Но к прежнему Сибарису оно не имело отношения.

Итак, пифагорейцы показали: при надобности они способны быть крайне жестокими, беспощадными. Тех, кто не хочет соблюдать их заветы, они готовы попросту «стереть в порошок». В случае с Сибарисом их утрированный гуманизм как будто куда-то подевался. Да, конечно, вступиться за неповинных изгнанников — дело благое (хотя, кстати, в этой ситуации заступничество обусловливалось в первую очередь тем, что изгнанники, богатые и знатные, были для пифагорейцев «своими»). Но вести по такому поводу тотальную войну, руководствуясь правилом «Пленных не брать!», — это уже, кажется, слишком!..